Онлайн книга «Я из Зоны. Сегодня никто не умрет»
– Все, теперь старая кличка забыта, и Новиков у нас… – Костыль, – перебил его Баранов. – Раз помогал допрыгать с поломанной ногой Крысе – значит, Костыль. Пятно скривился. Поднял стакан с водкой: – За Костыля! Закружился пьянка. Я старался выбраться из неё, налегая на еду. Задавали вопросы, и я, помня совет начмеда, отвечал. С неохотой, но отвечал: где стоит ветрянка, какие аномалии попадались. Словно снова побывал на допросе. А вот про людей я молчал. Вспомнил Крысу: – Про Крысу говорить не буду. Сами все знаете, Всевышний ему судья. Отстали, переключились на свои подвиги. Через час посиделок оказалось, что мой поход по неконтролируемой территории – это пустяки. Фигня. – Я на «Метпроме» кровохлеба валил! – А я в Рыжий Лес ходил. Сам! – И как, сразу наложил или у второго дерева? За курочкой в меня влезло несколько бутербродов с колбасой. Ими я закусывал картофанчик. «Деды» стали выбираться на перекур. Хорошо, что тут не стали дымить. Я понял, что уже объелся. – Не пьешь? – спросил Баранов. – Пью, но мало, – ответил ему честно. – Это я придумал тебе кличку, – признался он. В каптерке нас осталось двое. – Красава. Могло быть и хуже. – И, это, мелкие вещи твои – зубную пасту, щетку, наушники – уже разобрали. А вот телефон и письмо – у меня в тумбочке. – Заберу. Что за письмо? – Вроде от твоих родных. Я подумал: «Хороший парень – Баранов Ренат. И чего мы с ним не ладили раньше?» – Слышь, Ренат, давно спросить хотел, чего ты на меня косо смотришь? Он засопел, поставил локти на стол. – Понимаешь, мне не нравятся такие, как ты. – В смысле? – не понял я. Он обвел пальцем в воздухе мое лицо: – Черты лица у тебя – горские. Без обид. Я сперва опешил, потом глухо произнес: – Без обид, но руки я тебе больше не подам, Баранов. Дверь резко распахнулась, и наш разговор прервал солдатик. Он влетел, словно его подтолкнули, сбил табурет, упал. Пятно захохотал. Знакомый солдатик встал. В синих трусах и майке он казался еще мельче. Это он просил меня не ходить в каптерку. В каптерку втянулись «деды». Почуяли развлекуху. – Не надо. Пожалуйста, – попросил солдатик. – Он пойдет спать, – произнес я громко и четко. – Да ты чего, Костыль? – удивился кто-то из «дедов». – Ты не бойся, ты теперь уже не дух, – хохотнул Пятно. Я встал, подцепил стол руками и перевернул его на бок. Полетели кастрюли, громко звеня, бутерброды падали на покрашенный бурой краской пол, бутылка стремительно теряла содержимое. Злость моментально выдавила из меня тепло и сонливость. Я ощутил желание набить им морду. Всем сразу. Баранову – за идиотизм, Пятну и «дедам» – за издевательства над слабыми. Даже солдатику, и тому хотелось дать по морде. За слабость по жизни. Кто ему мешал круги наматывать на стадионе или в тренажерке штангу подбрасывать? Тот же Ренат в армию попал, словно вскормленный на стероидах. Не хотелось доставать нож. Очень не хотелось. Пятно оскалился, но засомневался. Баранов встал рядом со мной. Я хотел сказать, что в его помощи не нуждаюсь. Но не успел. – Псих. С тобой никто общаться-то и не хочет, – сказал Пятно. Я уловил в его голосе обиду. – Такой стол запорол, – сказал кто-то позади него. Я медленно двинулся к выходу, за мной потянулся солдат-сопля и Баранов. Вдруг загрохотали шаги. Дневальный остановился у входа. – Там это… Новость! Крыса в больнице повесился! 8 – Крыса пытался повеситься, – констатировал начмед. Мы сидели на обшарпанной скамейке. Утро оказалось необычно холодным, солнце пряталось за тучи. Неприятные серые тона вызывали депрессивное настроение. Больничка, возле которой мы вели беседу, казалась грибом-паразитом. Из главного входа туда-сюда сновали люди, недовольно поглядывали на небо, ожидая дождя. Дворик, в котором так лихо начмед и старший прапорщик по прозвищу Батя разобрались с бандитами, пустовал. – У него ж нога была привязана, – сказал я. Эмоций не осталось. Казалось, внутри меня разожгли огонь, который уничтожил все чувства. – Идиот. Сказал, что очень курить хочет, снял грузики. Накинул себе петлю на шею и в туалете пытался на балке соорудить конструкцию. Понятное дело, шансов не было. Зашел еще кто-то, поднял шум. – Если бы хотел – повесился бы, – сказал я. – Согласен. Показуха все это. – Живой – и ладно, – добавил я. – Уговорил, – неудачно пошутил он. Достал синий пакетик с семечками. Высыпал на мозолистую ладонь и начал щелкать. Черные скорлупки полетели на асфальт. Мимо, в сторону парка, молодая мамаша толкала синюю коляску. Женщина недовольно посмотрела на начмеда. Тот поймал ее взгляд, смутился, начал кидать скорлупки в стоящую рядом урну. – Совсем с вами одичал. То Зона, то из Зоны. Надоело мне все, Кузьма. Пора в спокойную часть переводиться, семью заводить. Ну, давай – спрашивай. – У матросов нет вопросов, – произнес я. Поднял воротник – ветер кусал за шею. – Тогда помолчим. Молчать я передумал уже через минуту. – Почему – Зуб? – Почему – Костыль? Случай. В Зоне были, как раз с Трофимычем и еще… – начмед промахнулся, не попал в урну, – короче, с Батей. И у того зуб разболелся, ну просто волком вой. А у нас задание. Вот я постучал ему по зубам, легонько так, по очереди, нашел больной – и дернул плоскогубцами. – Трофимыч с вами давно? – Трофимыч. Знаешь, кто такие скауты? – Да. Те, кто ищет таланты среди молодых футболистов. – Вот он и был нашим скаутом. Кроме того, проводником-сталкером. Понимаешь, дар у него был: видел он людей, понимал, что они из себя представляют. Возьмёт так кого-нибудь в Зону, пройдется с ним по полям и Топям – и вердикт: годен или нет. Это как экзамен, который ты преодолел с хорошим показателем. Мало кому такие слова Трофимыч говорил. Я подставил ладонь, получил горсть семечек. – Это тяжело проверить… – Да что тяжелого? Вначале-то брали и тех, кого он забраковал. Года хватило понять, что не стоит этого делать. – А куда брали-то? – В военный спецназ, – ответил начмед. Затормозила иномарка, из нее вышла Марина. Она смачно поцеловалась с водителем, молодым пареньком с серьгой в ухе. Машина чиркнула шинами, улетела, а девушка побежала на работу. У самого входа, словно почувствовав мой взгляд, обернулась. Мне показалось, она замерла на целую вечность. |