Книга Золото Хравна, страница 122 – Мария Пастернак

Тингманы разом зашумели и заговорили, а лекарь кинулся следом за Халвданом.

— Остановить поединок! — Халвдан оттолкнул Брюньольва, Сигурд с Кольбейном бросились к Торлейву.

Брюньольв стряхнул с себя их руки и отошел, тяжело дыша. Видно было, что он очень устал и силы его на исходе. Торлейв не сразу понял, почему Халвдан и медик ощупывают и теребят его и тычут ему пальцами в ребра.

— Я не ранен, — сказал он. Мокрые волосы облепили его лоб, лицо было так бледно, что лекарь Маурициус усомнился в его словах и заставил поднять кьёртл, в прорехе которого на животе белела полотняная рубашка.

— Ни царапины, — проворчал он. — Можешь считать, что ты заново родился. На полпальца глубже, и он пропорол бы тебе брюхо.

— Можно продолжать? — хрипло спросил Брюньольв.

Халвдан кивнул:

— Продолжайте! — и отошел в сторону.

— Эй, Торлейв, — проговорил Кольбейн. — Пора кончать с этим, парень, слышишь?

Торлейв обернулся к секретарю.

— Что?

— Ты мало атакуешь, дерешься вполсилы. Пора заканчивать поединок, он слишком затянулся. Я же вижу, что ты можешь сделать Брюньольва в два приема.

Торлейв усмехнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Раз ты просишь. В два так в два.

Он медленно вышел на середину, держа меч опущенным. Брюньольв бросился на него. Торлейв сомкнул меч с баклером, отразил удар. Брюньольв перешел в ближний бой, но Торлейв перехватил его правую руку вместе с мечом, крепко прижал ее локтем к своему боку. Отбросив в сторону меч Халвдана, он резко ударил Брюньольва кулаком в лицо и отпустил.

Брюньольв пошатнулся, не устоял на ногах и упал. Кровь закапала на снег из его разбитого носа. Бонды зашумели.

— Мужицкий удар! — крикнул Симон Топ.

— И что с того? — холодно вопросил Кольбейн. — Кто-то говорил перед поединком, что удар кулаком запрещен? Я не слышал такого.

Торлейв подошел к Кольбейну и встал рядом с ним.

— Ну что, хёвдинг Халвдан? — спросил Кольбейн. — Вы удовлетворены? Или вам мало этой крови, и вы хотите еще?

— По крайней мере, теперь у меня нет сомнений насчет того, как погиб Нилус из Гиске, — глухо проговорил Халвдан. — Я готов принести свои извинения тебе, Торлейв, сын Хольгера. Разумеется, меня убедил не последний удар, а твое умение владеть мечом.

Торлейв коротко кивнул, поднял свой серый табард и накинул его на плечи.

Тем временем Брюньольв поднялся на ноги с помощью Сигурда и лекаря, который немедленно обложил его нос корпией и снегом и велел стоять с высоко задранной головой.

— Подведите меня к этому паршивцу! — прогнусавил Брюньольв. — Подведите, я скажу ему несколько слов!

— Говорят тебе, стой спокойно! — рявкнул лекарь.

Торлейв, услышав слова Брюньольва, подошел сам.

— Вот я, — хмуро сказал он.

— Ты крепкий мужик. Я беру обратно все слова, что были мною сказаны о тебе и твоей красотке. Ты был прав, сегодня слезы катятся из моих глаз. Если хочешь, я готов выплатить тебе какую-нибудь виру, какую назначишь, за то, как я оскорблял тебя, — ведь я просто хотел заставить тебя драться.

Вид его был страшен: посреди лица расплывался синяк, и борода была в крови, — но глаза весело блестели. Он восхищенно косился на Торлейва.

— Далеко пойдешь!

— Вы удовлетворены, хёвдинги? — спросил Торлейв. — Могу я наконец идти?

— Брюньольв прав! Ты волен требовать с нас виру, какую захочешь, — сказал Сигурд.

Торлейв молчал.

— Торлейв, можно я назначу виру? — попросил Коль-бейн.

— Делай что хочешь.

— Через неделю мы будем праздновать обручение, — громко произнес Кольбейн. — Полагаю, коли все вы, кому это любо, придете к нам в дом, так мы стребуем с вас бочонок доброго вина, дабы распить его вместе. И того будет довольно!

Торлейв зашагал вниз по тропинке через лес к городу. Синицы звенели и гомонили в кустах. Влажный снег проседал под ногами, слабый солнечный луч тепло лежал на виске, и ветер с моря холодил губы.

Кольбейн вскоре догнал его и зашагал рядом.

Нидельва сияла множеством ярких бликов. Снег на перилах моста таял, капли падали вниз, в золотую воду. Далеко над городом горел в солнечных лучах шпиль колокольной башни собора Святого Олафа.

Вильгельмина стояла в палисаднике и смотрела, как снегири клюют ягоды рябины. Увидев Торлейва, она побежала навстречу, взяла его за руку и пошла рядом. Он погладил ее по голове, не говоря ни слова. Кольбейн приотстал, чтобы не мешать им.

— Где ты был?

— Не важно.

— Ты дрался.

— Откуда ты знаешь?

— У тебя ссадина на руке. И такое лицо бывает… страшное после этого.

— Ты меня боишься?

— Нет. Это другие пусть боятся тебя. Что случилось?

— Вздор.

— Все живы?

— Слава Богу.

— С кем ты не поладил, Торве?

— Нидарос — большой город. Народу много в нем. Всем не угодишь.

Неделю они готовились к этому дню. Тора и Йора жарили и парили, пиво наварено было в котлах, и запах солода стоял в воздухе. Стурла купил дочери новое платье — простое шерстяное, светло-серое, с шелковой отделкой по рукавам. Вильгельмина взялась вышить его по вороту и подолу маленькими цветами — в основном чтобы скоротать время.

Куплено было и другое платье, для венчания: отец настоял на этом, сказав, что дома, в хераде, они едва ли найдут что-то подходящее. Платье ждало, когда его запакуют в сундук для переезда, а покуда, прикрытое холстиной, висело у Вильгельмины в комнате. Вильгельмина лишь мельком глянула на него, когда отец и Тора принесли его и развернули перед ней. Узкое, травянисто-зеленое, оно блестело шелком и золотою шнуровкою, и Вильгельмина боялась поднять глаза, чтобы взглянуть на него во второй раз.

Покров и сорочка также были готовы, почти белые, светло-золотистого шелка с песочным отливом — Стурла всегда знал, что будет к лицу его доченьке. Но она не могла себе представить, как наденет все это. В шелковом платье проехаться на облучке рядом с Кальвом. Что станут говорить жители Городища? «Хюльдра едет! Хюльдра едет!» — вот и все, что приходило ей в голову, когда она думала об этом. И как еще встретят в хераде их со Стурлой — северную ведьму и ее погибшего отца, которого недавно похоронили на кладбище за церковью Святого Халварда?

Неделю она вышивала цветы, шила зеленым и серебряным, голубым и алым. Руки ее немного дрожали, и иногда она колола себе пальцы иглою — тогда на отделке ворота появлялось маленькое красное пятнышко. Вильгельмина вышивала сверху алый цветок, чтобы его спрятать, и голубой рядом с алым, а потом зеленый завиток листка, и серебряную каплю росы в его углублении, и так снова и снова.