Онлайн книга «День цезарей »
Спустя минуту открылось воротное окошечко, и высокий испуганный голос спросил: – Кто здесь? – Преторианская гвардия! Открывайте! У меня императорский приказ арестовать сенатора Граника. – Я… я скажу ему, что вы здесь. – Нет! Открыть сейчас же, или мы сломаем дверь! Понятное дело, блеф. Насчет прочности двери сомневаться не приходилось. Такую небось только таран и возьмет. – Вы слышали? Сейчас же! Внутри с полминуты кто-то приглушенно переговаривался. Вот послышался звук отпираемых засовов, и дверь со старческим скрипом отворилась. На пороге стоял встревоженный, дрожащий мальчик – босой, в простенькой тунике. – Где твой хозяин? – спросил его Катон. – Прятаться бессмысленно. Дом окружен. Где он, ну? Мальчишка открыл рот, но вместо слов лишь тряс головой. Катон шагнул вперед и, отодвинув его в сторону, повернулся к солдатам. – Обыскать дом! – Стойте! – вдруг властно грянуло из темной прихожей, и наружу торопливо заковылял худой силуэт. В последнем свете догорающего дня стала видна высокая костлявая фигура с клочьями седых волос на веснушчатой от старости плеши. Был он так худ, что кожа его словно висела на костях. На нем тоже была простая туника, только ноги обуты в обернутые мехом сандалии. Приблизившись к Катону, он вытянулся во весь свой рост и, как грач, полубоком искоса, глянул на незваных гостей. – Я сенатор Марк Граник Сапекс. Вы сказали, что явились арестовать меня? – возгласил он громко, словно произносил речь в сенате. – На каком же основании? Глаз смотрел остро и недоверчиво. Катон вынул из сумки предписание и протянул старику. – Измена отечеству. – Измена? Я такого преступления не совершал. А лишь использовал свое право говорить в сенате. Я патриот, молодой человек. Риму я преданно служил и служу вот уже седьмой десяток. И обвинять меня в измене подло и недостойно. Катон убрал папирус обратно в сумку. – Прошу простить, но насчет обоснованности обвинений судить не мне. Я лишь выполняю приказ арестовать тебя и доставить в императорский дворец. Прошу отправиться со мной. Граник не ответил; он лишь стоял и смотрел, выкатив на Катона выцветшие от старости глаза. – Господин, – со вздохом сказал префект, – ты или пойдешь, или я прикажу моим людям скрутить тебя и понести прилюдно. Мне бы очень не хотелось прибегнуть к такому для тебя унижению. – Это мерзко и возмутительно, – холодно отозвался Граник. – А впрочем, можно ли ожидать иного от цепочки тиранов, посрамивших наши традиции и низведших Рим до презренных восточных деспотий… В сущности, к этому моменту я уже давно был готов. Веди меня. Не дожидаясь ответа, старик на негнущихся ногах стал сходить по ступеням на улицу. – Хозяин, – обеспокоенно вскинулся мальчик, – а что делать мне? Сказать им… – Не делай ничего, – бросил ему Граник. – Оставайся здесь и жди моего возвращения. Мальчик поспешно кивнул и исчез внутри. Под визг старых петель захлопнулась дверь. Сенатор едко оглядел своих пленителей. – Стало быть, преторианская гвардия? Да это нынешнее сборище и минуты не продержалось бы против моих молодцов из Двенадцатого легиона, когда мы служили в Паннонии. То были воистину мужи, а эти… Сплошь изнеженные, показушные нетели. А ты, ты! – Сучковатый палец уперся в Катона. – Я так понимаю, их командир? Как твое имя? – Это не имеет значения. – Нет уж, будь любезен назваться, дабы я знал, кто в ответе за это возмутительное действо. Уж я твое имя вызнаю. Я, римский сенатор, представитель одного из старейших родов в нашем, гром его разрази, сенате. Вот тогда и последует воздаяние, коего ты достоин! А я погляжу с высоты своего кресла, кто ты, а кто я! Крики старика привлекли внимание кое-кого из соседей. На противоположной стороне улицы приоткрылась дверь и показалось взволнованное лицо. Катон смело надвинулся на Граника. – Изволь. Я – Квинт Лициний Катон, префект Второй когорты. В глазах старика мелькнуло узнавание. – Вот как? Тот самый, герой войны? А это, получается, твои люди? – Все только что вернулись из испанского похода. Граник снова, уже чуточку виновато, оглядел солдат и заговорил не в пример спокойней: – Ах вон как… Похвально, молодцы, весьма похвально. Не обессудьте, что я тут слегка поспешил с выводами. – Слегка? – буркнул кто-то. – Ну ты… – Разговорчики! – гневно воззрился на строй Катон, хотя поди тут угляди, и снова обернулся к Гранику: – Господин сенатор, нам действительно лучше идти. Граник повелительно кивнул, и строй зашагал, огибая дом с угла и подхватывая по пути тех, кого префект выставлял на караул. Пока шли обратно к Тибру, Катон поравнялся с одним из солдат, что дежурили у задних ворот. – Что-нибудь было? – Никак нет, господин префект. Так, кто-то подглядывал малость через заднее оконце, а больше ничего. Все спокойно, без шума. Ну да, разумеется. На момент прихода преторианцев у Граника были гости. Люди, которых он не захотел раскрыть. Ну и ладно, нас это не касается. Приказ об аресте выполнен, и хватит. Не хватало еще кому-то сегодняшний вечер испортить… Катон убыстрил шаг и нагнал сенатора. Старик держался с высокомерным равнодушием, будто солдаты были его личным эскортом, а он – их командиром. Изумительная выдержка. Этот престарелый арестант вызывал невольное восхищение. На подходе к мосту Катон тихо и уважительно обратился к нему: – Господин сенатор, зачем же вы это сделали? Я имею в виду ту речь перед сенатом: ведь ее наверняка сочли подстрекательской. Как же так? Ведь вы должны были знать, чем все это может кончиться. – Само собой. Я и знал. Ну, а насчет «как» скажу: я прожил жизнь долгую и насыщенную. Три жены, четверо сыновей… увы, всех их уже нет. Командовал прекрасным легионом, был одно время консулом Сицилии. Так что стыдиться мне нечего. Во всяком случае, так я считал, пока не оглянулся на свои годы, проведенные в сенате. Было время, когда, встань мы все в полный рост, наших голосов хватило бы, чтобы возвратить республику. Но мы сидели, притиснув свои руки задами, и ничего не делали. И вот теперь глянь, где мы есть… Мы под гнетом, а правит нами глумливый монстр, который еще даже мальчишка, а не муж. Сделав паузу, Граник все так же искоса поглядел на Катона. В эти минуты они проходили по древнему мосту над Тибром. – В этом мире времени мне, так или иначе, осталось немного. Если в ближайшие дни со мной не расправится Паллас, то все одно приберет Харон [24]. Чего мне терять? Но все-таки, прежде чем отойти в царство теней, я смог, как мне кажется, восстановить какую-то меру достоинства. Стать, пусть и в последний раз, человеком, которым я некогда был. И вот я высказался. И, к удивлению своему, был поддержан горсткой созвучно мыслящих мне людей. Скажу тебе, Катон, открыто: такой целеустремленности, такой душевной твердости и спокойствия я не испытывал уже долгие, долгие годы. И если сейчас я буду вынужден за это заплатить, то это сделаю не колеблясь, в полном убеждении: оно того стоило. |