Их настороженность не ослабела ни на йоту.
Я переменила тактику.
— У вас есть предводитель, с которым я могла бы поговорить? Если нет, выберите себе представителей. — Я отступила от края.
Химена одобрительно кивнула и наклонилась, вынимая из своего ботинка кинжал. Однажды я видела, как она убила человека длинной шпилькой, защищая меня. Она воткнула ее ему в горло с виртуозностью профессионала.
Снизу раздался голос:
— Ваше величество!
Фернандо прицелился из лука в старика, вышедшего вперед. Потрепанный морскими ветрами, седоволосый. Тростью ему служил обломок доски, отполированный волнами, но такой же узловатый, как и державшая его рука.
— Вы главный среди этих людей? — спросила я.
— Нет, ваше величество. Ло Шето наш предводитель, но его здесь нет. Он прибудет сегодня вечером.
Земля подо мной покачнулась, и я схватилась за руку Гектора, чтобы не упасть.
Я уже слышала это имя прежде. Ло Шето был анимагом, который допрашивал меня, пока я была в плену врагов. Даже спустя много месяцев я могла явственно представить его: его младенчески-гладкую кожу, глаза, голубые, как амулет, пушистые белые волосы. Я вздрагивала при мысли о сверхъестественной грации его движений, о его шипящем голосе, все еще звучавшем у меня в ушах. Я думала, что убила его.
Каковы шансы столкнуться со старым врагом спустя всего несколько дней после того, как один из его собратьев сжег себя в моем городе?
Я спросила старика:
— Как давно существует здесь эта деревня?
— Почти так же давно, как сам Бризадульче. Но мы живем и работаем и над землей, в Ямах. Мы верные слуги вашего величества.
— Я рада это слышать. — У меня осталось так много вопросов. Но ноги у меня начинали дрожать, дышать было трудно. Нужно было уйти прежде, чем моя слабость станет очевидной для всех.
— Когда вернется Ло Шето, скажите ему, что я приказываю ему явиться во дворец. Ему не причинят вреда. Я хочу просто поговорить с ним. Я велю мажордому сразу проводить его ко мне.
Старик наклонил голову, что, видимо, было единственным поклоном, на который он был способен.
— Учтите, что он скрытный, одинокий человек. Ваше приглашение он воспримет с подозрением.
— Тогда убедите его. Я буду очень разочарована, если он не придет. — Я сделала паузу, достаточно длинную, чтобы увидеть понимание в устремленных на меня глазах. Я попрощалась и дала своей свите знак уходить.
— Тиран! — закричал кто-то мне в спину, и я обернулась.
Люди смущенно топтались на месте, не глядя на меня, и было непонятно, кто кричал.
— Фернандо, — сказала я. — Предупредительный выстрел.
Он тут же выпустил стрелу. Она вонзилась в землю у ног старика. Перья на ее конце еще дрожали, когда толпа рассеялась.
— Не надо, — сказала я, — добавлять к своей вине подстрекательство к мятежу.
Я повернулась и направилась в тоннель, Гектор и Химена шли за мной. На обратном пути я была так погружена в свои мысли, что едва смотрела под ноги. Это была небольшая группа — может быть, человек шестьдесят. Почему так мало? Тайна этой деревни так хорошо охраняется? Поднимаются ли они на площадку и ходят ли этой дорогой в катакомбы? Выражал ли этот последний крик всеобщее мнение? А может быть, мнение всего города?
Самым страшным во всем этом был Ло Шето. Он, возможно, пытался убить меня. А я пригласила его к себе во дворец. Но в «Искусстве войны» целая глава посвящена искусству приближать к себе врагов, и как осмотрительный человек я поступила правильно.
Когда мы дошли до могилы Алехандро, я едва дышала, боль пронизывала меня. Все, чего я хотела, это глоток горячего вина и день сна.
Фернандо попросил разрешения остаться.
— Хочу провести эксперимент, — сказал он, указывая на дыру в полу, из которой мы только что вышли. — Посмотрю, как это открывается изнутри, и проверю, как часто этим пользуются.
— Пожалуйста. С этого момента вход должен охраняться.
— Я позабочусь об этом.
— Я пришлю вам завтрак. Не из казармы.
Он поклонился, но губы его дрогнули в усмешке.
Добравшись до своей комнаты, я не стала утруждать себя переодеванием. Химена помогла мне снять ботинки, я развязала штаны и упала на кровать, благодаря Маре покрытую свежевыстиранными простынями. Они были еще теплыми, и я откинулась на подушки, вдыхая легкий аромат розовой воды. Несомненно, моя кровать — это лучшее место в мире.
Я медленно уплывала вдаль, когда вдруг одна идея заставила меня проснуться.
— Гектор? — Я заморгала, прогоняя сон.
— Здесь, — сказал он.
— У нас есть связи в Ямах? Я хотела бы определить место пещеры относительно поверхности, выясните все, что только возможно.
— Я займусь этим, ваше величество.
— И пожалуйста, перестаньте называть меня «величеством», когда мы наедине. У меня от этого зубы сводит.
Он кивнул с преувеличенной серьезностью.
— Я не хотел бы, чтобы вы испортили себе зубы по моей вине.
— Если это случится, у меня не останется выбора, кроме как последовать примеру генерала и потребовать вашей казни, — я махнула рукой, — голову долой! — Щеки у меня вспыхнули, от моей глупой бестактности.
Но Гектор усмехнулся, и это пробрало меня до костей. Он сказал тихо:
— Моя жизнь всегда была вашей, Элиза.
Меня трясло и щеки пылали, когда мы смотрели друг на друга.
Я взяла себя в руки. Он говорил о своем долге. Ну конечно, его жизнь принадлежит мне. Он королевский охранник, в конце концов, обязанный броситься грудью на арбалетную стрелу, если это потребуется, чтобы спасти меня.
Я сказала:
— Вы хороший друг, Гектор. И я рада, что вы на моей стороне.
Он опустил глаза, грудь его тяжело вздымалась.
— Так будет всегда.
7
Был поздний вечер, и солнце мягко светило в балконные окна. Мы с Хименой сидели на моей кровати, заваленной иссохшими пергаментами и полинялыми свитками — старыми архитектурными планами дворца, принесенными из монастырского архива по моему приказу. Мы изучали их уже несколько часов.
На одном было показано восстановление тронного зала, на другом — пристройка монастыря, но ни в одном не было ни намека на секретные тоннели и подземные деревни. Я разочарованно отбросила их.
Из одного свитка что-то выскользнуло — это был свернутый в более узкую трубочку тонкий пергамент, почерневший на концах. Сгорая от любопытства, я сломала ногтем восковую печать и испачкала пальцы чем-то темным — гнилью или плесенью? — когда разворачивала его.
