Никто еще не танцевал. Я должна была начать празднество.
Когда я вошла, в зале стало тихо. Гектор помедлил на пороге, давая возможность всем гостям посмотреть на свою королеву. Я держала его под руку, он протянул другую руку и слегка сжал мою ладонь.
Все поклонились, и я видела, что взгляды устремлены на новую корону. Я ответила им дерзкой улыбкой, ожидая, пока все поймут, что именно они видят.
Я дала знак всем подняться, и мы с Гектором прошествовали дальше. По толпе пробежал негромкий шепот. Я уловила слова «амулет» и «магия». Я улыбалась, радуясь, что корона произвела должный эффект.
В дальнем конце зала вместо моего трона возвышалась массивная Десница Господня, мраморная скульптура, которую мы лицезрели лишь раз в году. Мой амулет запрыгал в восторженном приветствии. Я погладила его кончиками пальцев, бормоча: «Ну не надо».
Человек, изваявший Десницу, Люциан Скальный, провел всю свою недолгую жизнь в работе над ней. Говорят, в него вошел дух божий, и он работал с бешеным неистовством, прерываясь лишь для еды и сна. Когда в возрасте двадцати одного года он закончил работу, он объявил ее хорошей и скоропостижно умер от разрыва сердца. Он был хранителем амулета, как и я, и изваял гигантскую руку, выполняя свой великий долг.
С помощью Гектора я поднялась по ступеням, ведущим к сложенным чашей пальцам Господа. Я осторожно встала на них — они были округлы, как настоящие пальцы, и, разложив вокруг юбку своего аквамаринового платья, села в гигантскую ладонь.
Толпа замерла в ожидании.
Я закрыла глаза, подняла руки к небу и произнесла молитву Освобождения:
Тебе наши предки вверяли свои надежды,
тебе они молились, и ты их услышал.
Ты спас их из разрушенного мира,
они верили в тебя, и ты не оставил их.
Благослови нас, Господи, ибо мы помним руку твою,
праведная десница твоя да пребудет вечно.
— Аминь! — прогремела толпа.
Музыканты заиграли, танцоры вышли на середину зала, и бал в честь Освобождения начался.
Гектор снизу сделал мне знак спуститься. Обычно монарх остается в Деснице божьей в течение нескольких танцев, излучая счастье и благодать. Но мне было слишком опасно так долго оставаться на виду.
Крепко держа его руку, чтобы не упасть, и помня о своей длинной юбке, я осторожно спустилась вниз. Едва я ступила на пол зала, как меня пригласили на первый танец.
— Могу я пригласить вас, ваше величество? — спросил принц Розарио. Он поклонился с изяществом, свидетельствующем о долгих тренировках, и протянул мне свою маленькую руку.
— Ну конечно! — сказала я с искренним энтузиазмом.
Голова его была ниже моей груди, и я собралась было вести, но он был намерен исполнить свою роль до конца, и я не стала мешать.
— Это тебе няня посоветовала? — спросила я.
Он бросил на меня взгляд снизу вверх из-под густых ресниц — его глаза цвета корицы так напоминали глаза его отца — и сказал:
— Нет, но Карилла хочет потанцевать со мной. — Быстрым движением подбородка он указал на стоящую у стены девочку лет девяти с густыми кудрями и сатиновыми оборками. Розарио наморщил нос. — Она пытается поцеловать меня. Ужас.
Я рассмеялась.
— И ты сказал ей, что сначала тебе придется потанцевать со мной.
Он серьезно кивнул.
— Хотя ты и отвратительно танцуешь. И все же с тобой лучше, чем с Кариллой.
Я так же серьезно ответила:
— Прекрасное решение. Когда-нибудь ты станешь мудрым королем.
— Да, — согласился он. — Более мудрым, чем папа. Так все говорят.
Мне стало больно за него.
— Давай продвинемся в другую часть зала, чтобы ты оказался подальше от Кариллы, когда танец кончится.
Он просиял.
— Хорошая идея!
Мы танцевали, я расспрашивала его об учебе, которую он не любил, и уроках фехтования с Гектором, которые обожал. Когда танец закончился, мы вместе смеялись над рассказом о его любимом пони, который мог по запаху найти сладкий финик, даже спрятанный под тремя одеялами. И я ни разу не наступила Розарио на ногу.
После танца он поклонился.
— Спасибо за танец, ваше величество.
— Мне было очень приятно, ваше высочество, — ответила я. Несколько человек вокруг нас зааплодировали, будто мы разыграли забавную сценку. И кажется, так оно и было. Думаю, им было приятно видеть, что королева и ее наследник весело проводят время вместе.
Чья-то рука коснулась моего локтя. Я обернулась и увидела встревоженное лицо Гектора. Он прошептал:
— Пожалуйста, не продвигайтесь вглубь толпы во время танца. Оставайтесь с краю, чтобы я мог вас видеть.
Музыканты заиграли медленное ритмичное болеро.
— Я не думала… простите. — Он был так близко, и сердце мое начало усиленно биться. Я вспомнила наш последний урок, когда его руки касались моих плеч, показывая правильную позицию, направляя мои движения. Я вспомнила, как все вокруг растворялось в тумане, как мы двигались, будто в танце.
Я прошептала:
— Потанцуйте со мной.
Он помолчал, будто обдумывая это. Потом ответил:
— Да, ваше величество, — и сердце у меня екнуло при мысли, что танцевать со мной для него лишь служебная обязанность. Но потом все мысли исчезли, потому что рука его скользнула по моей талии, и он притянул меня к себе. Глядя мне в глаза, он левой рукой бережно взял мою руку. Он закружил меня, направляясь к центру зала.
Танцуя, мы держались на расстоянии друг от друга. Я представляла себе, как прижимаюсь к нему, как кладу ему голову на плечо. Но именно этот танец требовал строго определенной дистанции, и мы ее соблюдали. Но я все же чувствовала его руку у себя на пояснице. Кожаный корсет, призванный защитить меня от удара кинжала, защищал меня заодно от прикосновений Гектора и становился мне все более ненавистным. Я чувствовала, что он прикасается ко мне — не больше. Как бы мне хотелось ощущать его пальцы, его тепло. Я хотела чувствовать все.
— Как ваша рана? — спросила я, чтобы отвлечься от этих мыслей.
— Я почти забыл о ней.
Я понятия не имела, что ответить. После недолгого молчания он сказал:
— Из всех претендентов на вашу руку привлек ли кто-нибудь ваше особое внимание?
Вопрос его удивил меня. Показался неуместным, Ненужным.
Я решила ответить шуткой, но тут же передумала. Вместо этого я сказала:
— Я пока мало с кем познакомилась лично, но конде Тристан кажется мне милым. Он умный и обаятельный. И… кажется, я ему тоже нравлюсь.
— Вы думаете, он мог бы стать хорошим другом?
