Феликс расхохотался легко и свободно, и так непохоже на своего младшего брата. По пути к двери он обнял брата и сказал:
— Твоя королева разыграла меня как по нотам, а?
— Да, — согласился Гектор, и хотя лицо его было спокойно, глаза сияли.
— Пожалуйста, оставайтесь здесь, пока я буду отдавать распоряжения, — сказал капитан остальным. — Надо подготовить команду, проверить, не надо ли высадить кого на берег, прежде чем вы начнете регулярно показываться на палубе.
Когда дверь за ним закрылась, Гектор сказал:
— Спасибо, Элиза.
— Пожалуйста.
— Кажется, он не заметил Шторма, — сказала Мара.
Инвирн съежился в кресле позади меня, почти незаметный за огромным столом капитана Феликса.
— Нет, он заметил, — пробормотал Белен. Он чистил ногти небольшим ножичком.
— Феликс доверяет мне, — объяснил Гектор, но бросил на Шторма хмурый взгляд. Может быть, ему было стыдно, что он привел инвирна на корабль брата.
22
После ванны и обеда, состоявшего из солонины, черствого хлеба и лукового супа, мы решили, что капитан Феликс уступит нам с Марой капитанскую каюту. Он и остальные мужчины разместятся в самой большой пассажирской каюте под верхней палубой.
На следующий день, утром я пыталась разобраться в капитанских навигационных картах, когда команда издала приветственный вопль, после чего раздался топот многочисленных ног по палубе. Корабль накренился. Я бросилась к ближайшему иллюминатору: волны проносились мимо. Мы поймали ветер.
Потребовалось два полных дня, чтобы разгрузить и продать вино и закупить новую партию припасов. Я все это время ходила взад-вперед по капитанской каюте, чувствуя себя загнанной в угол и разочарованная вынужденной задержкой и необходимостью повернуть назад, пусть даже ненадолго.
Феликс вернулся с очередных переговоров и принес городские новости.
— Королева и конде благополучно отправились дальше в Сельварику, — сказал он, и глаза его весело блестели. — Несомненно, для города это величайший позор — что гостиница, где она остановилась, загорелась, но никакие извинения не смогли убедить ее остаться. Они уже назвали это Великим бесчестием.
Я вдруг испытала такое облегчение, что едва ли не упала в кресло.
— Значит, они в безопасности. Что-нибудь слышно о попытке покушения?
— Ничего.
— Хорошо. Это хорошо.
Спасибо, Господи.
— Так куда, ваше величество?
Я повернулась к нему и ответила улыбкой на улыбку.
— На юг, в сторону островных владений. Я скажу больше… со временем.
Но когда он ушел, я осталась наедине с вопросом: а смогу ли я сказать больше? Если до сих пор даже Священная Книга оказывалась таким ненадежным источником в том, что касается амулета, то можно ли доверять в этом апокрифическим текстам?
Я потерла переносицу и прошептала:
— Зафира.
Амулет радостно затрепетал в ответ.
Я стояла на носу корабля и держалась за перила, завороженная тем, как «Арацелия» скользит по волнам. Ветер растрепал мою косу, спутал волосы. От соленых брызг щипало глаза, трескались губы. Надо мной раздувался от ветра огромный парус.
Команда корабля спокойно приняла Гектора и Белена, а на Мару матросы таращили глаза, куда бы она ни пошла. Шторм не выходил из пассажирской каюты. Меня же они обходили на почтительном расстоянии, то ли боясь, то ли стесняясь приближаться к королеве. А может быть, капитан так велел им. Причина была мне безразлична. Главное, что у меня было хоть немного уединения на этом крошечном корабле.
Я ощутила на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела капитана Феликса, внимательно глядевшего на меня.
— А вы, похоже, открыли в себе любовь к морю, — сказал он.
— Не совсем, — ответила я. — Похоже, она была всегда, ее и искать было не нужно. — Хорошо, когда что-нибудь проходит само по себе. С другой стороны, Шторм не мог подняться с кровати, чтобы его не стошнило, хотя все уверяли, что постепенно это пройдет.
— Иногда так бывает, — сказал капитан. — У меня так было.
— Поэтому вы и стали морским волком?
— Отчасти.
— Мне интересно другое. Вы отказались от жизни сына конде ради опасной карьеры мореплавателя. Но, судя по тому немногому, что я знаю о семье Гектора, сомневаюсь, что они выкинули вас на улицу. Полагаю, вы сбежали.
Он рассмеялся.
— Гектор предупреждал, что вы самая умная девушка из всех, что мне встречались. — Я вспыхнула. — Теперь я понимаю, — добавил он.
— Понимаете что?
— Почему Гектор остался с вами.
Я спокойно смотрела на него, лишь сильнее сжала пальцами перила.
— Вы действительно не знаете? — спросил он.
Я заставила себя расслабиться. Если сжимать перила так сильно, лопнут волдыри на ладонях. Я спокойно проговорила:
— Пожалуйста, объясните.
Он наклонился и, упершись о перила локтями, устремил взгляд на море, будто влюбленный, неустанно изучающий черты возлюбленной.
— Я должен был унаследовать графство Вентьерра, — сказал он, и голос его звучал глухо, будто он вспоминал что-то, давно прошедшее. — Но я ненавидел его. Все эти пышные церемонии, вежливую войну между домами, приторные Святые Дары, канцелярскую работу. Однажды, когда мне было семнадцать, мы поругались с отцом. Я даже не помню, из-за чего, но да, вы правы. Я убежал на верфь. Нанялся палубным матросом на торговый корабль, без жалованья, за еду и подвесную койку.
— И вы полюбили море.
— Помимо прочего.
Я не понимала, как это все связано с Гектором.
— А разве вы не можете вернуться? Вы ведь по-прежнему являетесь наследником?
— Ну нет. Понимаете, я также полюбил одну портовую даму, и она родила мне сына.
Я не сразу поняла, что «портовая дама» — это, должно быть, проститутка, и еще через секунду вспомнила, как «дамами» назвали нас с Марой матросы, когда мы впервые ступили на палубу.
— Когда мой отец узнал об этом, — продолжал он, не обращая внимания на мои вспыхнувшие щеки, — он отправился в Бризадульче, чтобы спасти меня от того, что, по его мнению, было непоправимой ошибкой. — Он вдруг широко улыбнулся. — И когда я услышал, что отец в городе, я бросился с Арацелией к ближайшему священнику и женился на ней.
— Вы назвали ее именем корабль!
Он кивнул:
— Ну да. Когда говоришь жене, что отправляешься на несколько месяцев в плавание, а у нее к тому же на руках новорожденный младенец, приходится делать красивые жесты.
