Я усмехнулась.
— Вы мудрый человек.
— Смешно: я все время говорю жене то же самое!
— А какое все это имеет отношение к Гектору?
Он нахмурился.
— Когда я женился на Арацелии, отец отказался от мысли сделать из меня конде и обратил свои надежды к следующему сыну, моему брату Ронину. — Лицо его исказилось от боли, так живо и так явно, что я едва не отпрянула. Он тихо проговорил: — Ронин погиб на войне с инвирнами. В тот день, когда вы уничтожили их магов. Он вместе с конде Эдуардо сражался на южном фронте и был убит стрелой в грудь.
— Ах! — Гектор потерял брата на войне. Почти семь месяцев назад. А я ничего не знала. Почему он не сказал мне? — Мне очень жаль, — с трудом вымолвила я.
— Поэтому остался Гектор, — сказал он. — Единственный наследник Вентьерры.
Я вздрогнула.
Феликс сказал:
— Мои родители написали ему, умоляя вернуться домой. Я написал ему. В конце концов, его король погиб, и Гектор всегда был лучшим из нас. Он рожден, чтобы быть лидером, чтобы править. Он ответил. Писал, что приедет домой так скоро, как сможет. Что он скучал по Вентьерре всей душой, что он оставит пост капитана королевской гвардии и откажется от места в кворуме. Но что-то помешало ему.
Казалось, что-то давит на меня, пригибает к земле, и я замерла под тяжестью этого груза.
Я помешала ему. Я заставила его передумать. Я хорошо помнила тот день. Он пришел в мой кабинет и положил мне на стол письмо с просьбой об отставке. Я просила его подумать, просила стать моим личным охранником.
— Я понятия не имела, — прошептала я. — Обо всем этом. — А потом, после встречи со Штормом в башне он просил меня освободить его от должности. Он думал, что не может защитить меня. Но вероятно, вдруг, может быть, он просто хотел вернуться домой.
— Он отказался от своего графства ради вас, ваше величество. От дома, который любил. Я никогда не понимал почему. А теперь понимаю.
Я хотела было возразить, но передумала.
Неужели это возможно? Неужели Гектор любит меня так же, как я его? Не безумно ли желать этого, когда у нас с ним нет ни единого шанса? Что-то заставило его поцеловать меня в канализационном тоннеле в то время, когда надо было бежать.
После долгого молчания я сказала:
— Гектор по-настоящему верен и предан своему долгу. Он всегда там, где, по его мнению, больше всего нужен своей стране.
Так ли это на самом деле? Если бы я предоставила ему выбор, остался бы он со мной?
— Вы хорошо его знаете, — сказал капитан.
— Хорошо его никто не знает.
Он сказал что-то еще, но я не расслышала, потому что мой амулет вдруг дернулся. Я вздрогнула.
— Ваше величество?
— Я не уверена… — Камень задрожал, и я ощутила легкий трепет внутри, будто бабочки порхали в животе. — Мой амулет! Он… — Порхание бабочек стало более ощутимым, твердым, что-то толкало меня изнутри, будто призрачные пальцы проникли внутрь меня, и, обхватив амулет, тянули. — Ох, — выдохнула я. — Господи.
— Мне позвать Гектора?
— Нет. Все нормально. — Странные ощущения несколько ослабли, но не исчезли. Что-то тянуло меня в одном и том же направлении. — Кажется, я нашла его. Я нашла путь. — Я повернулась к нему. — Я знаю, куда плыть.
Он смерил меня скептическим взглядом. Я не винила его. Это действительно выглядит нелепо. Может быть, я все это выдумала.
Но, закрыв глаза, я почувствовала, как что-то тянет меня. Слабо, но отчетливо. Я немного повернулась вправо, направив ступни в ту самую сторону. Я подняла руки и указала на далекую линию горизонта.
— Вон туда.
Он покачал головой, подчиняясь.
— Ну конечно, туда. Как раз против ветра. — Он повернулся к команде, сложил руки рупором. — Повернуть против ветра!
Я вернулась в каюту, понимая, что лучше не мешаться, пока будет меняться курс. «Арацелия» была настоящей ловушкой из веревок, крюков, балок и разных вращающихся штук, но мне будто какой-то инстинкт помогал легко пробираться по ней. И сколько же там было роскошного дерева! Всегда отполированного. Я никогда прежде не видела столько дерева в одном месте, да его и не могло быть столько в моей пустыне.
Мара была одна, сидела на огромной кровати, разложив перед собой содержимое драгоценного мешочка. Когда я вошла, она подняла на меня глаза.
— Я нашла, Мара. Зафиру. Мой амулет ее почувствовал.
— Прекрасная новость! — сказала она, закрывая мешочек. — Я почувствовала, что мы меняем курс, но не поняла почему.
— Прости, что пришлось продать твой шафран, — сказала я, глядя на кожаный мешочек у нее в руках. — Ты так заботилась, чтобы он не промок, даже в канализации.
Она рассмеялась.
— Я не о шафране тогда беспокоилась. Кое о чем более ценном.
— Да?
В комнату влетел Гектор, и мы удивленно посмотрели на него.
— Феликс сказал, что вы велели ему изменить курс, — сказал он.
— Да! Гектор, я почувствовала путь. Она позвала меня. Прямо как сказано в «Богохульстве».
Он глубоко вздохнул, то ли с облегчением, то ли с тревогой, я не поняла.
— Это хорошо, — сказал он.
— Хорошо, — согласилась я. Я повернулась к Маре и сказала: — Мне нужно обсудить кое-что с Гектором…
— Я пойду навещу Шторма, — сказала она. — Он будет в восторге. — Она собрала все в мешочек и в ответ на мой вопросительный взгляд беззвучно прошептала: — Потом.
Когда она закрыла за собой дверь, я повернулась к Гектору. Мы не сделали ни шагу навстречу друг другу.
Он склонился над столом брата и скрестил ноги. Он барабанил пальцами по краю стола. Этой перемены в его обычном поведении было достаточно, чтобы заставить меня пристально вглядеться в него. Он внимательно изучал ковер брата, будто в нем заключалась вся мудрость мира. Он волновался, это было ясно. Но почему?
Ах! Наш поцелуй. Он думает, что я хочу поговорить об этом.
Я прочистила горло.
— Феликс сказал мне… — Это оказалось труднее, чем я думала. Но мне невыносима была мысль, что он остается со мной против собственной воли. Я опустилась на кровать, оперлась о спинку и попыталась снова: — После смерти Алехандро вы могли унаследовать Вентьерру.
Слова прозвучали не так, как я хотела. Я будто упрекала его. Они повисли в воздухе между нами, и он молчал так долго, что я испугалась, не обидела ли я его.
Наконец он сказал:
— Я выбрал другой путь.
Крепко сжав пальцами покрывало кровати, я спросила:
— И вы сожалеете о своем выборе?
