Я пробормотала, ни к кому не обращаясь:
— Шторм сказал, что я подвергнусь испытанию.
Гектор удивленно поднял брови.
— Думаете, Бог посылает бурю, чтобы испытать вашу смелость? Для этого он слишком хорошо вас знает.
Я оценила его попытку пошутить, но не могла заставить себя улыбнуться.
— Не Бог. Привратник. — Самый сильный анимаг на свете. Проживший, может быть, тысячи лет. — Отец Никандро говорил, что мне придется доказать свою решимость. Он сказал, что это будет испытание веры.
— Что, собственно, вы хотите этим сказать, ваше величество? — холодно проговорил Феликс.
Я вздохнула. Одно дело быть избранной, встречать опасность лицом к лицу, следуя некоему неясному предназначению. Но совсем другое — подвергать опасности корабль, полный хороших людей.
Я изо всех сил попыталась объяснить, хотя и понимала, что Феликса такое объяснение не удовлетворит.
— Я победитель, по «Откровению» Гомера. Я должна идти вперед без колебаний. Я уверена, вы слышали об этом. «Он не мог знать, что ждет его за вратами врага, и его вели, как свинью на бойню, в царство колдовства». Согласно этому пророчеству, если победитель не сойдет с пути, ему поможет Десница божия.
Гектор потер переносицу и вздохнул.
— Что? — сказал Феликс, глядя то на меня, то на него. — Я чего-то не понимаю?
Я показала в сторону надвигающейся бури.
— Нам надо пройти через нее. Прямо насквозь. Твердо и решительно.
Капитан вытаращил на меня глаза.
— Вы шутите.
Вместо ответа я прижала пальцы к амулету, чтобы его теплое биение успокоило меня. Это мое, родное. Я не мыслила своей жизни без него.
За последний год моя вера была сильно поколеблена, но не сломлена. В конце концов, у меня есть этот ключ, это постоянное напоминание, что кто-то где-то слышит мои молитвы, наделяет меня странной силой в сложных обстоятельствах, предостерегает об опасности. И я знаю, что ему можно верить.
Гектор повернулся к Феликсу и сказал:
— Меньше двух недель назад я был ранен стрелой наемника. — Гектор поднял рубашку и повернулся, показывая тонкий белый шрам под лопаткой. Выглядел он так, будто рана зажила много лет назад. Феликс с интересом осмотрел его. — Стрела пронзила мне легкое, — сказал Гектор прежде, чем опустить рубашку. — Мне пришлось продолжать защиту, так что я потерял много крови. К тому времени, когда подоспела помощь, было слишком поздно. Я был практически мертв.
Хотя я все это знала, я жадно ловила каждое слово, надеясь взглянуть на случившееся его глазами.
— Элиза исцелила меня, — сказал Гектор. — Силой своего амулета. Болело несколько дней, — он опустил руку и выпрямился, — а теперь все прошло. Даже не чувствуется.
И тут он посмотрел прямо на меня.
— Она спасла мне жизнь, — сказал он. — Это ей дорого стоило, больше, чем мне известно, но она это сделала. И если она говорит, что мы должны направить корабль в центр бури, я ей верю.
Я готова была забыть о буре, о своем амулете, обо всем на свете, когда он вот так смотрел на меня, будто во всем мире видит только меня одну.
Феликс сказал:
— Вы просите меня поставить на кон более двадцати жизней. Не считая корабля. Если мы разобьемся о риф, можно будет спасти хоть часть его. Может быть, большую часть. Не знаю, замечали ли вы, ваше величество, но в вашей стране разруха. Найти хорошую работу не просто. Этот корабль жизненно важен для множества семей — не только матросов, но и бондарей, которые делают нам винные бочки, швей, которые каждый год чинят нам паруса, фермеров, которые снабжают нас провизией на долгое плавание.
Я с трудом отвела взгляд от глаз Гектора.
— О, я знаю, — сказала я Феликсу. — Я знаю все это и даже больше. Только за последний месяц в Бризадульче было четыре восстания, благодаря повышению налогов, к которому меня склонили. Люди охвачены праведным гневом. Ямы в отчаянном положении, главным образом потому, что улов синего марлина в прошедшем сезоне оказался таким скудным. А вы знали, что объем продукции кожевников снизился на тридцать один процент? И знаете, это по моей вине. Я позволила Басагуану отделиться, и теперь мы не получаем оттуда овечьих шкур, потому что все еще не заключили торгового соглашения с Космэ. — Я повернулась спиной к шторму и прислонилась к перилам. Феликс слушал меня с нескрываемой тревогой. Может быть, думал, что я в конце концов прикажу ему отдать мне свой корабль. Может быть, я так и сделала бы.
Но мне хотелось убедить его.
— Гойя д’Арена нуждается в исцелении. И мы могли бы это сделать. Например, нам отчаянно не хватает дерева для восстановительных работ. Можно было бы сделать состояние на транспортировке мангрового дерева и кипариса с южных островов. Но никто не пойдет на эту авантюру. Из-за недавней войны, угрозы анимагов, и из-за того… — как ни трудно было это произнести, но надо было, — и из-за того, что я оказалась слабым правителем. Все напуганы. Люди сидят дома, за закрытыми ставнями, голодают и все больше отчаиваются.
Мне нужна зафира. Это единственный известный мне способ устранить угрозу инвирнов раз и навсегда и укрепить мою власть. И хотя я ценю ваши чувства к команде и всем тем людям, жизни которых связаны с «Арацелией», пожалуйста, поймите, что на моих плечах — целое королевство. И вашим кораблем действительно стоит рискнуть.
Он вздохнул, повертел в пальцах одну из бусин у себя в бороде.
— Вы действительно считаете, что мы должны держать курс прямо на ураган?
— Да, считаю.
— Вы можете гарантировать, что никто не пострадает? Что Бог проведет нас через него?
Я покачала головой.
— Я не буду лгать вам. За все приходится платить. Я могу лишь гарантировать, что это будет правильный поступок.
— Это безумие, — сказал он, но уже спокойно.
— Это вера, — сказала я.
Он провел рукой по планширу.
— Если мы это сделаем, я настаиваю, чтобы вы все рассказали команде о зафире, о вашем инвирнском беженце. Они должны знать, ради чего идут на такой риск.
Я задумалась лишь на секунду.
— Согласна.
Он поклонился.
— С вашего позволения, ваше величество. — И он поспешил вниз на основную палубу, чтобы поговорить со своими людьми.
Гектор оперся о перила, и мы вместе смотрели на море, плечом к плечу.
— С вами ничего не случится. Я не допущу этого, — сказал он. — Вы пройдете через это.
— И вы тоже, — сказала я, и в голосе моем звучала страсть. — Я приказываю. Я не для того такой ценой излечила вас, чтобы позволить вам умереть.
Он водил пальцем по причудливому завитку на перилах.
— Какой ценой, Элиза? Что случилось в тот день?
