Онлайн книга «Двойной агент Шторм в Аль-Каиде и ЦРУ»
Мы позвонили в службу доставки отеля и заказали сэндвичи. Клангу принесли пиво. Я решил спросить об обещанной Шефом Томми работе в тылу. — Я не против у вас работать, — напомнил им я [260]. — Боюсь, работа зависела от выполнения тобой миссии в Йемене. Теперь ни о какой работе у нас вопрос не стоит, — объявил Йеспер. Как я и опасался, они изменили решение. Я почувствовал себя честным идиотом, выполнившим свою часть сделки, после чего из-под меня выдернули ковер. Никто мне не говорил, что необходимым условием получения работы была еще одна встреча с Вухайши. — А как насчет жены? Ее документов? — Мы над этим работаем, — заверил меня Йеспер. Я им не верил. Кланг хорошо подготовился к этому разговору. У него было другое предложение [261], хотя и неясно, согласованное ли с начальством. Я должен предложить себя как ответственный «Харакат аш-Шабаб» в Европе. Готовить для бойцов в Европе конспиративные квартиры, и датская разведка имела бы глаза и уши во всех гнездах террористов. Я не схватил приманку. — Если я сейчас уйду на покой, на что могу рассчитывать? — спросил я. — Если ты уйдешь на покой, можешь рассчитывать на благодарность от датской разведки, — максимально уклончиво ответил Йеспер. — А потом мы, вероятно, могли бы заключить своего рода соглашение. Нечто вроде отставки. Да, я думаю, что мы смогли бы, — добавил он. Чувствовалось, что человек — банкир до мозга костей. Они с Андерсом сказали, что могли бы устроить мне в качестве выходного пособия годовой оклад. Андерс, казалось, был единственным моим настоящим союзником, понимавшим всю ценность разведывательных данных с передовой. — Ты как раз собирался добраться до тех, кто мог совершить теракт, — пояснил Андерс, имея в виду Ибрагима аль-Асири и боевиков АКАП, занятых планированием терактов по всему миру. — Разве это не безумие, что американцы вдруг меня остановили? — спросил я. Он кивнул. Мы обсудили и другие возможности, но все они, за исключением предложения Андерса, показались мне просто смехотворными. Пора было уезжать. Сотрудники датской разведки обняли меня на прощание. Андерс не спешил расставаться. — Я знаю, что тебя крепко обставили в вопросе с Авлаки, — взволнованно заметил он, крепко пожав мне руку [262]. Мои отношения с датской разведкой оставались в состоянии неопределенности в течение многих недель. Переведенные мне Йеспером по «Вестерн Юнион» 2466 фунтов стерлингов поступили 30 июля — это было мое пособие за месяц. Но о том, что и как будет в будущем, ни слова до самого звонка в середине августа [263]. Это был Йеспер. Начал он с шуток об отпускниках и английском лете. — Ну, а теперь, — оживленно произнес он, — датская разведка решила, что ты имеешь право на выходное пособие за шесть месяцев. — Ты же говорил о двенадцати, — напомнил я. — Это все, что они готовы утвердить, — пояснил он. Меня бросали за борт. Но у меня для них тоже были кое-какие новости. — Я связался с датской газетой «Юлландс-Постен», и они готовы со мной встретиться. Повисла мертвая тишина. — Я тебе перезвоню, — наконец сказал Йеспер. По голосу чувствовалось, что он уже представлял заголовки — и о ночных клубах с танцами в Лиссабоне, и о выпитом за счет налогоплательщиков шампанском. Я связался с «Юлландс-Постен», потому что был сыт по горло вероломством датской разведки. Я горел желанием внести ясность в дело Авлаки и понимал, что у меня есть доказательства моей версии всей этой истории. И еще я надеялся, что огласка защитит меня от любой грязной игры. Предостережение Абдула произвело на меня большое впечатление. Была и другая причина. Многие мои знакомые и даже кое-кто из родственников все еще полагали, что я — радикальный экстремист, связанный с террористами, и по мне давно тюрьма плачет. Настало время изменить их мнение о себе. И заодно вступиться за осведомителей, рисковавших ради разведслужб Запада жизнью. Йеспер перезвонил мне и предложил встретиться с Шефом Томми — шефом по улаживанию конфликтов — в отеле «Адмирал», откуда открывается вид на весь Копенгаген. На следующий день я вылетел в столицу Дании, не зная, ждать от Томми решения или скрытых угроз. Шеф меня тепло приветствовал. — Что насчет обещанной вами работы? — сразу спросил я. — О, на это мы пойти не можем, — ответил он. Он продолжал смотреть на порт и деревянное суденышко, мягко покачивавшееся на воде. — Симпатичная скорлупка. Может, этим займетесь? Научитесь ходить под парусом? Когда-то я говорил, что хотел получить работу контрактника по борьбе с пиратством. — Нет, морское дело я изучать не хочу, — отрезал я. Он долго не отрывал взора от судна, но потом все же повернулся ко мне. — Давайте договоримся, что вы позвоните журналистам и скажете им, что раздумали с ними встречаться. — Вот уж не знаю, смогу ли. Вы обманули меня, вы солгали мне. Так что будем квиты. Встреча эта заняла десять минут. Я шел по Копенгагену, испытывая чувство свободы, окрашенное мрачным предчувствием. Теперь я предоставлен сам себе, а спецслужба Дании не пожалеет сил, чтобы меня дискредитировать. Жене откажут в предоставлении права постоянного проживания в Дании. И вместе с чувством избавления от сковывающих цепей пришло ощущение изоляции и уязвимости. Утешаться можно было разве что переполохом, поднявшимся в верхних этажах датской разведки. 27 августа, накануне запланированной встречи с журналистами «Юлландс-Постен», Йеспер отчаянно мне названивал. Разговоры с ним я записал. Они предложили мне годовое выходное пособие. Я отказался. Следующий звонок — оклад за два года вперед за молчание. И снова отказ. И, наконец, предложение 270 000 долларов — полутора миллионов датских крон — столько многострадальным налогоплательщикам Датского Королевства предстояло заплатить за избавление своей разведки от затруднений — хуже, политического расследования. — Деньги, которые ты получишь от нас, незачем декларировать, — заявил Йеспер. |