Давно нет родителей, покоится на погосте заброшенной сибирской деревни Неонила Устиновна, нет обкомов, нет их дома, от той жизни не осталось даже обломков. Но именно Аннина сила, цепкость и ловкость спасли их от этих обломков тогда, во время крушения. Ее, как говорил, усмехаясь, отчим, «сермяжный подход» дал новые цели, пути и средства, фактически создал им новую жизнь, которая была несравнимо лучше старой.
Монитор погас, жена протянула распечатанный текст:
— Все. Отдашь Некрашевичу в конце дня. Утром предварительно посоветуйся, побольше сомнений и вопросов, пока их тебе будет разъяснять — почувствует, что это его родные мысли. За пару дней заучит, а потом и остальных убедит. Да, и не забудь тщательно записывать рекомендации, а то еще позавидует, что у тебя память лучше… — усмехнулась Анна.
— Но, Аннушка, Титорова пригласили на заседание. Он решит, что эти условия соглашения — заслуга Некрашевича. И чьи тогда денежки? Еще подумает, что ему дешевле работать с председателем комиссии.
— Не решит и не подумает. На той неделе прошла информация, что Некрашевич ненадежен. В отличие от тебя…
— Как ненадежен? Откуда информация?
— От верблюда…
— Ах, ты моя умница, ах, ты мой «серый кардинал»! ЦРУ отдыхает вместе с «Моссадом»! — Виктор Петрович крепко обнял жену, целуя нежное ушко. Думские интриги Анны почему-то всегда его возбуждали.
— Но-но… Не увлекайся. Лучше сядь и послушай…
— Что такое? Что-то случилось? Опять ФСБ?!
— Успокойся! Не ФСБ! («Господи, и почему он такой трус?») Витя, вопрос с Минкиным просто перезрел. От него надо избавляться, причем срочно. Ты и сам это понимаешь, но тянешь. Такой засланный казачок, да еще юрист — это не только бомба под задницей.
— Аня, я не тяну. Я все понимаю. Но это племянник Некрашевича. Он двадцать лет работает с ним, еще с министерства. Повысить его некуда. Компромата, как ни старались, нет. Пускать дезу
[6] бесполезно, затратно, да и небезопасно: он как-то заявил, что у него на все 24 часа 365 дней в году документальное алиби…
— Та-а-к… Ты мне об этом не рассказывал. И когда он об этом предупредил? Ты был один?
— Он не предупредил, а пошутил. Мы как-то обедали с ним и с Некрашевичем, и в разговоре — не помню о чем — он так пошутил… Ну, что ты всполошилась?
— Витя! Вспомни, пожалуйста, тему разговора, напрягись… Когда это было?
— Месяца два назад, вроде в конце февраля — начале марта. Да, правильно, тогда он как раз Локтионова вводил в курс дел. Еще обсуждали, стоит ли его брать с собой на обед. Решили, что рано.
— И как зашел разговор?
— Вспомнили что-то про подмосковного прокурора, потом перешли к компромату, говорили о фальсификациях. Некрашевич стал обсуждать, как можно защититься. И Минкин сказал про алиби.
— Витя! Я сколько раз тебя просила рассказывать мне самое важное из ваших разговоров!
— Аннушка! Да что ж тут важного? Обычный треп за обедом.
— Треп! Ну, рассуди сам. Ты настоял на кандидатуре Локтионова как консультанта, у него 15 лет практики по корпоративному праву. Минкин — главный юрист комиссии и начальник юротдела. Число основных инвестпроектов стабильное, а значит, откатов — тоже. Чтобы их увеличить, надо каждого будущего инвестора превратить в трех. Для этого начальником отдела и главным юристом комиссии должен быть не юрист, сверяющий формулировки, как Минкин, а специалист по корпоративному праву…
— Поэтому ты и двигала Локтионова…
— Да. («Безнадежно! Дошло только сейчас. И этот крест — до конца. Господи, дай терпения!») А Минкин дал тебе понять, что он страхуется и убрать его будет нельзя. Локтионов без самостоятельных связей, голодный, умный. Лет 5 будет работать только на нас, а там посмотрим.
— Ты гений комбинаций! Что бы я без тебя делал? — Виктор Петрович снова потянулся к ушку жены.
— Подожди, Витя, — поморщилась она, — давай решать с Минкиным.
— Аннушка, ну что решать? Времени действительно нет. У него гипертония, сердце барахлит, диабет. Пусть нам Анна Семеновна еще раз поможет.
— Нет, это дорого, а главное, опасно. Второй случай. Нет.
— А как?
— Он в отпуск не собирается?
— После соглашения. Недели через две. Но ненадолго, дней на 5–7.
— Куда?
— На Оку. Он рыбалку любит.
— Отлично. Пусть отдохнет, порыбачит, рыбок прикормит… Или покормит… Ты проинформируй Шороха, когда этот отпуск начнется…
— Ладно. Ну, все? Пошли, а то так есть хочется. Антоновна там курник испекла. На кабачках, на кабачках! — быстро добавил он, увидев, как жена поджала губы.
Анна Викторовна с горечью подумала, что до ужина говорить об Игоре с мужем бесполезно: голодный, он не воспринимал информацию вообще. После ужина, пожалуй, тоже: будет слушать вполуха и дремать. Вечером он явно настроился на супружеские радости, а потом будет храпеть до утра. Вот и обсуди с любящим мужем и отцом семейные проблемы.
Поезд «Саратов — Москва» медленно подтягивался к платформе Павелецкого вокзала. Все 15 часов в дороге Игорь в разных вариантах представлял разговор с родителями, но так и не определился, как лучше сказать им о женитьбе и, главное, о будущих внуках… Конечно, учитывая глобалистские планы маман на его обучение то в Гарварде, то в Сорбонне, лучше было бы вообще ничего не говорить им до свадьбы. Но как объяснить это Миле, которой он соврал, что родители в курсе, и которая уже достала его вопросами о будущих свекре и свекрови? Да и дед, увидев, что вот-вот станет прадедом, взбеленился: «Езжай немедленно!»
Игорь подумал, что если родителей нет в Москве, то лучше передохнуть от тягостных вопросов в московской квартире, позвонить ребятам и хорошенько оттянуться. А на семейную казнь завтра, с новыми силами. Он повеселел и направился в метро.
Новых сил утром не было. Гул соковыжималки доламывал череп, а шум душа в ванной казался шуршанием земли, падающей на его могилу. Игорь попытался сесть, со стоном рухнул назад и потрясенно почувствовал, как чья-то нога больно пнула его в поясницу, а хриплый женский голос с угрозой произнес: «Отвали, урод!» Соковыжималка умолкла. Из кухни в отцовской парадной сорочке вышла бывшая сокурсница Танечка:
— На, поправь здоровье, — поставила у кровати поднос: текила, сок и «косячок». Игорь покосился на дверь ванной:
— А там кто?
— Ленка. Не трепетай: она у нас розовый фламинго, на тебя не претендует.
— А кто претендует?
— Мы с Томкой, — она кивнула на постель. — Конечно, ты вчера был в хлам, но ничего, нам понравилось. Погнали по второму кругу?
Щелкнул замок входной двери.
