Книга Мышление. Системное исследование, страница 84 – Андрей Курпатов

Если мы рассматриваем «интеллектуальный объект» как понятие-инвариант, это значит, что все, с чем мы имеем дело, является каким-то интеллектуальным объектом. Однако ничто конкретное, на что можно было бы ткнуть пальцем и сказать – вот, мол, это «интеллектуальный объект», – не является интеллектуальным объектом. Данное понятие-инвариант (как и понятие-инвариант «интеллектуальная функция») необходимо нам как инструмент корректной реконструкции действительной реальности в области, очерченной методологией мышления, и поэтому непредставимо ^[49].

В книге «Что такое мышление?» я, с достаточной, впрочем, степенью условности, выделил несколько уровней организации нашего мышления: «внутреннее психическое пространство», «плоскость мышления» и «пространство мышления». Сделано это было исключительно из дидактических соображений, это лишь удобные фикции (ради этого удобства, собственно, соответствующие понятия и были введены), которые призваны указать на особенности процессов мышления, модерируемых, образно говоря, личностным «я» разной степени сложности.

Так, например, когда речь идет о «внутреннем психическом пространстве», наличие личностного «я» и вовсе не предусматривается или, по крайней мере, необязательно (своего рода «нулевой уровень»). Понятно, что психика человека способна к созданию интеллектуальных объектов сама по себе и не нуждается для этого ни в каком специальном органе наподобие личностного «я», которое бы направляло и контролировало работу интеллектуальной функции. Многочисленные исследования наглядно показывают нам, что ребенок, еще совершенно не овладевший языком, демонстрирует способность мыслить ^[50], вступать во вполне осмысленную социальную коммуникацию и т. д. и т. п. То есть «внутреннее психическое пространство», по самой сути своей, совершенно функционально с точки зрения решения задач мышления, но еще, конечно, не является тем мышлением, о котором мы привыкли думать, когда используем данное понятие.

Однако на определенном этапе онтогенетического развития ребенка, врастающего в культурно-историческое пространство (мир интеллектуальной функции), личностное «я» в нем формируется, а затем и достигает значительной степени сложности. Что, впрочем, вовсе не означает, что «внутреннее психическое пространство» в связи с этим куда-то пропадает или теряет свое значение. Нет, оно лишь усложняется дополнительными структурами. Для описания этих новых режимов мышления, обусловленных появлением в психическом пространстве ребенка специфической функции личностного «я», и были предложены понятия «плоскость мышления» и «пространство мышления».

Здесь необходимо сказать, что выделение этих двух режимов – «плоскость мышления» и «пространство мышления» – вполне согласуется с одним из фундаментальных принципов организации информации в мозге. Данные принципы показаны в целом ряде нейрофизиологических исследований – как на предельно простом уровне организации нервных процессов (например, «нейроны-детекторы признака» и «гиперкомплексные нейроны» в концепции Т. Н. Визеля и Д. Х. Хьюбела), так и на уровне взаимодействия системных структур мозга (например, концепция «верхнего и нижнего мозга» М. Мишкина и Л. Г. Ангерлейдера). По сути, во всех этих исследованиях, реконструирующих стратегии мозга, создающего картины реальности, предлагается выделять уровень формирования единичных элементов и уровень отношения этих единичных элементов друг с другом.

Используя этот принцип для реконструкции реальности внутреннего психического пространства, можно, таким образом, выделить уровень «плоскости мышления», где личностное «я» апеллирует по механизму косвенной рекурсии к единичным объектам внутреннего психического пространства (1), и уровень «пространства мышления», где личностное «я», вследствие своей уже сложной (многомерной) организации, способно обнаруживать образованные интеллектуальными объектами структуры (2) ^[51].

Иными словами, во втором случае – в случае «пространства мышления» – интеллектуальная функция оперирует не единичными интеллектуальными объектами (целыми разной степени сложности), но интеллектуальными объектами, которые, сами по себе, уже есть отношение единичных интеллектуальных объектов друг с другом в рамках некой, обусловливающей их структуры.

С другой стороны, тут неизбежно возникает вопрос – а какой уровень организации этой системы следует признать уровнем собственно «мышления»? И ответить на этот вопрос нельзя. Дело в том, что мы при всем желании не можем определить нейрофизиологическую границу, где заканчивается какая-то элементарная, подпороговая нервная деятельность, а где начинается собственно «мышление». Поскольку же эта граница не может быть установлена строго, мы, соблюдая необходимую методологическую точность, должны полагать – хотя, возможно, это и кажется некоторой натяжкой (впрочем, я так не думаю), – что всякая активность нервной системы, приводящая к образованию неких «целых» (то есть интеллектуальных объектов – будь то элементарный зрительный образ или даже зрачковый рефлекс), уже есть мышление ^[52].

Собственно, поэтому и само «мышление» определяется в методологии мышления таким вот предельно общим способом – как работа интеллектуальной функции по производству интеллектуальных объектов посложнее из интеллектуальных объектов попроще. То есть, грубо говоря, практически всякая психическая деятельность может быть и должна быть признана нами мышлением.

Впрочем, тут возникает целый ряд вопросов, требующих уточнения ^[53]. Очевидно, например, что под данное определение мышления подходят не только младенцы и человекообразные обезьяны, но и прочие животные и даже искусственный интеллект. То есть все они, согласно данному определению, обладают неким «мышлением». Впрочем, как мне представляется, это скорее достоинство данного определения, нежели его недостаток.