– Нет, моя дорогая. Ты ведёшь себя несколько манерно. Держись проще, естественней. Наблюдай за моим поведением. Не завышай слишком голос. Чуть спокойнее и возьми чуть ниже.
– Хорошо. Спасибо за замечания.
– Пожалуйста. Для тренировки хорошо бы почитать стихи.
– У Адама была первая жена Лилит, но слишком земным был для неё Адам. Лилит его отвергла и вернулась на небеса. Адаму её заменила земная – Ева. Ну это так. Вспомнилось. Не бери в голову.
– Браво! Замечательно! Говори что-нибудь ещё.
– Счастье – простое, каждодневное действие во благо другого.
– Интересная мысль. Я так не думала. Продолжай, пожалуйста, Антонина.
– Нет ничего заманчивее жизни и ничего – трагичнее жизни.
– Глубокомысленно. И голос звучит лучше. Продолжай, пожалуйста.
– Бывает, и скорлупа от яйца приносит немалую пользу, так и разбитые надежды в определённых обстоятельствах становятся неиссякаемым источником вдохновения.
– Одним словом – не будем падать духом! – констатировала довольная Хана.
– Мы все учились понемногу…
– А ты образованная и начитанная, Антонина.
– Да нет. Я только учусь. Сложившаяся система – устойчивее складывающейся, что даёт способность противостояния внешним угрозам. Попытка найти взаимопонимание не смешна ли настолько, насколько нелепа? Только ставя перед собой сложные цели и задачи, загружая себя работой и в первую очередь работая над собой, есть возможность избежать одиночества и снизить ощущение бесконечной трагичности происходящего.
– Ты, что умные мысли наизусть заучиваешь? – удивлённо и с большим интересом посмотрела на Антонину Хана, словно увидела её впервые.
– Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.
– И стихи сразу можешь сочинить?
– Ничего нет проще.
– Вот это да! Антонина, ты – большой талант!
– Да нет. Тренировка.
– Продолжай держать голос. Звучание голоса становится более убедительным. Слушаю твои стихи, – тоном приказа произнесла Хана.
– Хорошо. Попробую… О творчестве будет как нельзя более кстати:
От безликости ряда причин —
В единичку самосознанья,
Из далёкости стынь-величин
Неопознанности мирозданья —
Чудо голоса – внутренний слух
Звуком тянущим, грудью морскою,
Бестелесностью – нежности пух —
Еле слышен, влечёт за собою;
Ниспадающей дымкою с гор
И ползучим туманом в низине —
Воркованья незлобный укор.
Истекают истоком причины,
Проявляя желанный узор —
Домотканый невинен ковёр.
– Здорово! Браво! А можешь ещё? – потребовала Хана, не веря своим ушам.
– Это, как ты поняла, о творчестве, – повторила Антонина.
– Красиво о творческом процессе. Так машина не сочинит.
– Машины почище сочиняют и быстрее.
– А мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но бездушно.
– Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.
– Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на мужской род? В наказание – сочиняй ещё и не забывай про тембр голоса.
– Прости, сбилась с роли.
– Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем тренироваться дальше. Слушаю.
– Один момент. Сейчас, сейчас… Вот это:
Назойливо, тягуче и плакуче,
Предчувствуя иное бытиё
Всплывает не оформлено, зыбуче
Творимое тобою – не твоё.
И резкостью наводки, как в бинокле,
Предстанет Афродитою нагой
Иль дамою прекрасною в пролётке…
Увидишь – ходишь сам не свой.
Живительность картин сетчатку глаза,
Как краски по холсту, пьянит красой.
Слова и глаз – точней от раза к разу,
Берись за кисть, перо и жизнь воспой!
К творцу приходит свыше вдохновенье.
Поэт – слагает стих. О радость воспаренья!
Хана была более чем удивлена – потрясена! Однако в её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроизводятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказала прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:
Немея, создать тишину
Противу – немого закона.
Любимице рифме войну —
Дерев засыхающих крона…
Невнятно и робко – гул строф.
Освоенность духа – паренье
Снимает легчайший покров,
Вострится ушное уменье.
Прогалиной, талым снежком,
По кромке ледка – недоверье,
Но буквы – наклонно рядком
В порыве встают вдохновенья.
Так мастера кисть завершает мазок,
Так издали слышен пастуший рожок.
И сразу, без перерыва:
Трудно выстоять в выверте дней,
Не унять от раздумий тоски.
Тёмных красок палитра видней.
Злости выверт. Безумны мазки.
Замирает душа. Неказист?
Бег куда? От другого – к себе?
Припадает к земле жухлый лист —
Не мятежность, но верность судьбе.
И раздумий – тягчайше кольцо.
Выбор сделан. Сомнения – прочь.
Ветер осени. Краска – в лицо.
Бесконечною кажется ночь.
Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:
Оно ещё не сказано. В пластах,
Спелёнатое… Странно и плакуче
Торопит появиться на устах,
Как солнце озаряет из-за тучи.
Из глуби, уголочков естества
Всплывает, как в шампанском пузырьки,
Наитие чудесного родства —
Снующие у берега мальки.
И тянет, как цепочку из воды,
Нанизывая бусинки понятий
На буквы строчек – стройные ряды
В испуге от корректорских изъятий.
Так прорывается подземное теченье —
Глубинных вод с надземными смешенье.
– Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внимание, – раскланялась Антонина. – Не слышу бурных аплодисментов.
– Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи замечательны. Я бы никогда не смогла так, – зааплодировала Хана.
– Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.
– Мне с тобой не сравниться.
– Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, – проговорила Антонина с очаровательной улыбкой. – Смелее! Ну!
– Хорошо. Вот это, пожалуй.
Упоительна синь небес.
Облака потеряли вес
И плывут, истончая тлен, —
Белизны невесомый плен.
– Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.
