Книга История ворона, страница 31 – Кэт Уинтерс

Довольно быстро у меня появились приятели: Майлз Джордж, Томас Гуд Такер, Уильям Барвелл, Закхей Коллинз Ли и другие. Некоторые из них как-то похвастались передо мной, что быстро бегают, так что теперь после занятий я устраиваю на Лужайке соревнования, и ничего, что она вся завалена снегом и мы то и дело поскальзываемся.

Но никто из этих юных джентльменов не знает, что я написал отцу письмо с просьбой выслать мне денег и приложил к нему детальный список моих расходов, чтобы он не решил, будто я лгу. Не знают они и того, что я написал Эльмире Ройстер, чтобы выразить ей всю глубину моей страсти, и, разумеется, не ведают, что мы с ней тайно помолвлены, хотя ее отец непоколебимо убежден в том, что жених из меня – как из кучи конского навоза. Нельзя допустить, чтобы слухи о моей помолвке дошли до Ричмонда. Возможно, Майлз лично знаком с Эльмирой – или же у него есть приятели, вхожие в ее семью.

В субботу вечером, в завершение недели, которую я всецело посвятил занятиям и освоению на новом месте, я приглашаю Майлза, Тома и Уилла к себе в комнату, чтобы прочесть им свои сочинения и узнать, что они думают. Они набиваются ко мне в спальню, наконец распрощавшись с надоедливой серой формой и одевшись в свои собственные плащи и фраки всевозможных расцветок, которые тут же бросают мне на кровать.

Том Такер, бледный юноша с короткими черными волосами и лицом двенадцатилетнего мальчишки, достает из кармана пальто графин с какой-то жидкостью.

– Любишь «персик с медом», а, По? – спрашивает он.

– Ни разу не пробовал.

– Какой же ты студент Университета Виргинии, если не пробовал! – восклицает он и ставит графин на стол, прямо напротив меня.

В графине плещется напиток цвета расплавленного золота. Том вынимает стеклянную пробку, и я чувствую сладковатый аромат персикового бренди.

Майлз и Уилл достают хрустальные бокалы из карманов своих пальто, лежащих у меня на кровати.

– Где вы их взяли? – со смехом спрашиваю я. – Стащили фамильную посуду у бабушки?

– А ты не далек от истины, – замечает Уилл, самый низкорослый из всех, хотя львиная грива рыжих кудряшек всё же увеличивает его рост дюйма на три. Он аккуратно расставляет бокалы по столу, будто это изысканные украшения.

– Кто будет наливать? Я? Или ты возьмешь на себя эту почетную миссию, По? В конце концов, это же ты нас в гости пригласил.

Я не свожу глаз с золотистого соблазнительного напитка, гадая, не рановато ли еще нам с моими новыми приятелями распивать вместе спиртное.

В конце концов я легонько подталкиваю графин к Тому:

– Наливай ты. Я выпью позже, когда отдам дань уважения профессору Блеттерману и запечатлею его у себя на стене.

– На стене? – уточняет Майлз, снова откидывая белокурую челку со лба.

– Именно. На моей прекрасной, девственно-чистой стене.

– Вот уж заинтриговал, жду не дождусь! – признается Майлз и садится на пол рядом с горкой дров, только увеличившей и без того приличную сумму моего долга.

Уилл опускается по соседству с ним и снимает носки и ботинки, словно готовясь ко сну.

Том разливает «персик с медом».

Открываю свой писательский ящичек и достаю уголек. Пламя свечи, стоящей на столе, нетерпеливо подрагивает в ожидании моей смелой выходки.

– Господа! – восклицаю я и в один прыжок оказываюсь у своей постели, размахивая угольком, словно кинжалом. – Представляю вашему вниманию оду достопочтенным профессорам Джефферсонова университета!

– Ну же! Ну же! – подначивает меня Майлз, подняв в воздух бокал, который ему как раз подал Том. – Восхити нас бесподобной сатирой на негодяев, о которой мне в Ричмонде все уши прожужжали!

Зардевшись, я широко улыбаюсь.

– Так ты уже наслышан о моих сатирах?

– Наш юный Эдгар По известен тем, что страшно покарал одного мерзавца, когда тот его оскорбил! – сообщает Майлз остальным.

– Ты вызвал его на дуэль? – с жаром уточняет Уилл, отпив бренди.

– Нет, это была не вполне дуэль, – отвечаю я, а потом поднимаюсь на кровать, раскинув руки в стороны, чтобы не потерять равновесия. – Я поднял его на смех, написав анонимное стихотворение – острый, как рапира, памфлет под названием «Дон Помпиозо» – и расклеив его по всему городу.

Парни прыскают со смеха. Том отодвигает кресло от стола и садится в него, а потом тоже отпивает бренди. Несколько капель проливаются ему на брюки, и в воздухе повисает запах спиртного.

– Ну что, все устроились? Можно начинать? – спрашиваю я.

– Ага! – восклицает Уилл после очередного глотка.

Я прочищаю горло и театральным движением вскидываю руку с угольком, представляя себя на сцене, залитой светом латунных канделябров.

Мои товарищи шумно аплодируют мне и свистят, поставив бокалы себе на колени, а пламя свечи, стоящей на моем столе, взметается дюймов на пять! Все свечи и лампы в моей комнате разгораются ярче, освещая холст белой стены.

Я рисую на стене круглую голову профессора Блеттермана.

– Давай еще! – требует Майлз.

– Еще! Еще! – вторит ему Том.

С улыбкой я вырисовываю печальные глаза, вздернутый нос, растрепанные волосы, на ходу сочиняя новые стихотворные строки:

Тут я делаю паузу, чтобы нарисовать три волоска, торчащих из бородавки на подбородке у Блеттермана. А потом поворачиваюсь к своим слушателям, вскидываю руки и заканчиваю свой экспромт:

– Вот это да! – одобрительно кричит Майлз и начинает звонко бить в ладоши. Остальные следуют его примеру, то и дело рыгая от выпитого бренди.

Я кланяюсь им, по-прежнему стоя прямо на кровати и прижав ладонь к животу, но мое внимание быстро отвлекает тревожный свист, разнесшийся по комнате. Так свистит иногда резко разгорающееся пламя.