Онлайн книга «Последняя ставка»
Вдруг она смутно увидела над головой, среди мятущихся туч, слабо светившийся в небе полумесяц. Облака теперь походили на громадные крылья или развевающийся плащ, и ей вдруг показалось, что сквозь шум дождя она слышит музыку, тысячеголосый хор, звук которого казался слабым лишь из-за громадного расстояния. Еще один могучий порыв ветра повернул струи ливня горизонтально, и в тот же миг ей показалось, что она не одна на крыше. Она вцепилась в туго натянутый кабель, потому что от этого порыва покрытая гудроном поверхность крыши словно бы качнулась, как палуба корабля. А потом ее ноздри затрепетали, уловив невозможный соленый запах моря, а продолжительный раскат грома прозвучал, как мощный прибой, разбивающийся о прибрежные утесы. От соленых брызг защипало глаза, и когда она сумела, все еще часто моргая, снова оглядеться по сторонам, ее бросило в дрожь, поскольку она в самом деле находилась на дощатой палубе корабля – стояла, прислонившись к деревянным перилам, а в нескольких ярдах от нее начинался трап, ведущий на полубак. А где-то в темноте волны с ревом дробились о грозные скалы. «Это случилось, когда я подумала о корабле, – исступленно сказала она себе. – Здесь действительно что-то происходит, но оформляется это в моем воображении». Она снова увидела над собою сияющий полумесяц, но теперь было ясно видно, что это не луна – да и не могла луна быть такой, потому что, как она хорошо знала, луна сейчас пребывала в половинной фазе. Полумесяц венчал корону рослой женщины, стоявшей на высокой носовой палубе. Она была одета в мантию, лицо ее было сильным и красивым, но в открытых глазах не было заметно ни следа человечности. Хор зазвучал громче – возможно, он находился на скрытом тьмой берегу, – а с неба совершенно явственно доносился шелест крыльев. Лишь прикоснувшись лбом к мокрым доскам палубы, Диана поняла, что, сама того не заметив, опустилась на колени. Потому что какой-то глубинной, древнейшей сердцевиной сознания она поняла, что перед нею богиня. Это была древнеегипетская Изида, возродившая убитого и расчлененного бога солнца Осириса, бывшего ее братом и мужем, это была вавилонская Иштар, спасшая Таммуза из потустороннего мира, это была Артемида, сестра-близнец Аполлона, это были, сразу, Афина Паллада, богиня девственности, и Илифия, богиня чадородия. Греки перед отплытием в Трою принесли ей в жертву девственницу, она вернула к жизни своего сына Гора, умершего от укуса скорпиона, и хотя дикие животные были священными для нее, она являлась охотницей среди богов. Это была Персефона, дева весны и возлюбленная Адониса, которую повелитель мертвых похитил в свой подземный мир. Затем благоговейный ужас прошел, или Диане позволили освободиться от него, и она снова осознала себя женщиной по имени Диана Райан, жительницей города, именуемого Лас-Вегасом. Осторожно, потому что палуба продолжала раскачиваться, она поднялась на ноги. Женщина, стоявшая на верхней палубе, смотрела ей в глаза, и Диана осознала, что эта женщина любит ее, любила в младенчестве и продолжала любить все эти тридцать лет разлуки. Мама! – подумала Диана и метнулась вперед. Подошвами босых ног она ощущала скользкие неровные доски. Но внезапно между нею и лестницей возникли несколько фигур, преграждавших путь. Она прищурилась сквозь брызги на ближайшую из них – и вдруг очень явственно осознала, что ночь холодна. Это был Уолли Райан, ее бывший муж, погибший в автокатастрофе два года назад. Его глаза, прикрытые прилипшими ко лбу мокрыми волосами, были безмятежными и пустыми, но было понятно, что он не даст ей пройти. Рядом с ним стоял Ханс с потемневшей от дождя бороденкой. «О нет, – подумала она, – неужели он тоже призрак? Неужели его убили, пытаясь добраться до меня? Но ведь я говорила с ним менее часа тому назад!» Имелась там еще парочка других фигур, но к их лицам она не приглядывалась. Она вновь посмотрела вверх, на женщину, которая, казалось, взирала на нее с любовью и жалостью. Диана отступила. Грохот прибоя стал громче. Слабо различимая песня дальнего хора обрела угрожающую монотонность. Это не призраки, думала она. Дело вовсе не в этом. Это образы мужчин, которые были моими любовниками. Мужчины, с которыми я жила, не пускают меня к матери. Диана, как это бывало в сновидениях, которые растворяются при переходе в бодрствующее состояние, попыталась силой воли отогнать фантомы, но они оставались на своем месте, судя по всему, столь же вещественные, как палуба и перила. Они не повиновались ей, хоть и являлись созданиями ее собственного воображения. «Почему? – горестно подумала она. – Неужели мне следовало все эти годы оставаться девственницей?» Прищурившись, она всматривалась сквозь дождь в глаза богини и пыталась убедить себя, что ответ должен быть «нет». И некоторое время – вряд ли больше минуты, – на протяжении которого фигуры, преграждавшие ей путь, не пошевелились, лишь покачивались вместе с палубой, и дождь тарахтел, словно на доски сыпались глиняные игральные фишки, она пыталась убедить себя в этом. В конце концов она сдалась. Она попыталась мысленно передать, что это несправедливо, что она живет в этом мире, а не каком-нибудь другом. Потом, уставившись на свои босые ноги на палубе, она попыталась вспомнить для матери хоть какие-то оправдания. И не смогла вспомнить. Мама, подумала она, вновь подняв взгляд, уже в полном отчаянии, неужели я никак не могу добраться до тебя? А потом в ее мозгу вспыхнуло абстрактное, свободное от каких-либо слов и образов понятие. Когда же оно стало меркнуть, Диана попыталась подобрать слова, чтобы определить его для себя. «Символ? – думала она. – Реликвия, талисман, связь, памятный подарок? Что-то из тех времен, когда мы были вместе?» Потом понятие исчезло, и у Дианы остались только слова, которые она пыталась подобрать к нему. Сверкнула молния, затмив городские огни, и следующим звуком стал раскат грома, а не шум прибоя. Она снова оказалась на крыше «Сёркус-сёркус» под обжигающим холодом дождем, в полном одиночестве. Еще несколько минут она стояла, глядя в небо; потом неохотно напялила вымокшую одежду и поплелась к двери. Нарди Дин почувствовала появление ужасающе близкой луны, которая пока еще не являлась ее матерью. К счастью, она ехала в этот момент без заказа. Она вывернула руль, резко пересекла сразу две полосы мокрого асфальта на Стрип, вызвав бурю негодующих гудков от следовавших позади автомобилей, и резко остановила машину у красного тротуара перед «Гасиенда камперленд» южнее Тропикана-авеню. И выпала из действительности, не успев до конца повернуть ключ зажигания. И она увидела сон. Во сне она вновь оказалась в продолговатой, с высоким потолком комнате публичного дома близ Тонопы, и хотя двадцать две картинки, висевшие на стенках, вроде как двигались в своих рамках, она не смотрела на них. |