
Онлайн книга «Замурованные. Хроники Кремлевского централа»
![]() В качестве премиальных за откровенность Сергеич разрешил Журе минут десять поиграть телевизионным пультом. На экране тут же вспыхнуло Муз-ТВ с засаленной рожей Трахтенберга. — Володь, погляди, как с него жирок сцедили, — подключился к просмотру Олигарх. — Рома же ваш, питерский. Там у него клуб был «Хали-гали». — Был я в этом клубе, где он занимался всем этим безобразием, был один раз, хватило меня на несколько минут. Кстати, по просьбе москвичей был. Почему-то нравится москвичам всякая похабщина. Спустя какое-то время звонит мне хороший приятель Игорь Крутой, просит помочь по ситуации с Трахтенбергом. Приехал Рома, рассказывает, что ребята построили под него «Хали-гали» и заключили контракт, по которому ему еще похабничать у нас три года, а он, мол, хочет работать в Москве. — Уезжай и спокойно работай, — говорю ему. — Нет, — ноет Рома. — Если уеду, они меня убьют. — Не переживай! — успокаиваю его. — Если убьют тебя, мы у них убьем троих. Рома вконец обделался. Встретился я с этими ребятами, договорились, что компания Крутого выплатит неустойку и заберет Трахтенберга в Москву. Меня пригласили на последнее выступление этого жидка в Питере, где Трахтенберг слезно благодарил за освобождение и обещал по звонку в любое время дня и ночи рассказывать свежие анекдоты. Сергеич закончил рассказ конфискацией у Журы пульта, убавив звук и переключившись на четырехчасовые новости. — Сколько можно, дядя, эти новости слушать, — заворчал Серега. — Да замолчишь ты, наконец, молдаван! — рассмеялся Кумарин, устраиваясь на нарах. — Вань, у тебя есть че почитать, а то старый ни разу не дает ничего смотреть? — Сереженька, хочешь, я тебе три раза дам? — ласково спросил Сергеич снизу. — Хочу! А чего? — Три раза в рыло! Ха-ха. Чего читать собрался, мурлыкин? — Что-нибудь такое, чтобы цапануло. — Иди, «Доместос» понюхай, может, цапанет, наркоман хренов, — продолжал веселиться Сергеич. — Все! Больше я с тобой не разговариваю. Вань, есть что-нибудь трогательное? — Молдован, определись вконец, тебе поесть или потрогать? — Куприн где-то валялся, — сквозь смех еле выговорил я. — Повести и рассказы. — А чего он писал? — Серега старался говорить полушепотом, дабы не быть услышанным Сергеичем. — «Гранатовый браслет», почти классика, только на любителя, — я отрыл в бауле потертое издание из тюремной библиотеки и передал соседу. Куприна хватило Сереге ровно на три ночи. Толстый фолиант был не проглочен, а скорее, прожеван, словно недоваренный кусок старой говядины, который приходилось жрать за неимением ничего съестного. — Вань, а этот Куприн случайно не суициднулся? — поинтересовался Серега, подводя итоги прочитанному. — Нет. Почему спросил? — Я бы от такой постной житухи наверняка вскрылся. Фуфлогон какой-то. Написал бред тоскливый. Тоже мне великая русская литература. — Расскажи-ка, Сережа, о чем прочел? — улыбнулся Сергеич. — Ну, природа-погода, две подружки встретились, одна дурней другой. А вся движуха, короче, в Германии происходит. И заплыл туда один Вася, его в России за бизнес кинули, чуть в лесу не потеряли, и он сквозанул на последнее бабло в какой-то немецкий колхоз. Там этот Вася запутал богатую бабу, тоже из наших, тупо решив подобедать у той бабла. Ну, там лясим-трясим, вместе везде лазили, летали по синеве. А у Васи невеста, молодая, красивая, ждет, надеется и верит. И по концухе он реально запал на эту старую телку, а лохушке своей расход выписал. — И все? — Почти. Совсем немного осталось дочитать. И один этот фонарь на сто восемьдесят семь страниц. — Молдаван, а ты «Войну и мир» читал? — He-а. Я кино смотрел. — Внимательно смотрел? — Жевал-дремал. А что, дядя? — Расскажешь нам как-нибудь в своей оригинальной интерпретации. — Вань, посоветуй лучше что-нибудь в библиотеке взять, только не русское. Хватит. — Попробуй Гюго «Человек, который смеется», — посоветовал я в корыстном расчете на захватывающий пересказ. Сказано-сделано, и через неделю Марина Львовна в своем неизменном синем фартуке, скрывающем псиновские погоны, просунула в кормушку томик французского классика грязно-желтого цвета с белым фантиком инвентарного номера под отклеившимся по краям скотчем. Повертев в руках издание и удручившись мелким шрифтом, весь терзаемый сомнением правильности литературного выбора, Жура все же решился. Он принялся за чтение, пыхтя себе под нос и перебирая губами текущий текст. А мы с Сергеичем принялись расставлять фигуры в предвкушении закрученных баталий, поглотив все внимание Олега, который партии через три стал потихоньку ставить под сомнение целесообразность тех или иных ходов. А через пять уже не стеснялся давать советы. — Играйте сами, — махнул рукой Сергеич, сдав мне последнюю партию. Олег тут же уселся напротив меня. — На «к», — раздалось из хлопнувшей кормушки. — Куцый, — крикнул сверху Жура. — Ключников, — раздраженно отозвался Олег. — Принимаем передачу, — распорядился лейтенант, просовывая пакеты в дырку. Олигарху зашли ломаные «Мальборо», пара палок колбасы, кусок сыра, шесть зеленых лимонов и половина соленой форели. Сигарет было примерно с блок, но их все выпотрошили из пачек и переломали. — В жэ ананасы, рябчиков нах, день твой последний пришел Олигарх, — печально продекламировал Серега, разжевывая колбасную дольку. — Хороша колбаска, жирнючая, правда, Олег, а кто тебе такие вкусные дачки таскает? — Собирает жена, возит водитель. — На чем ездил-то? — На бэхе 760-й. — Едем в бэхе, две тэтэхи, справа Гиви — тоже вор… За сколько брал? — За сто сорок. — С охраной ездил? — Да, двое. — По сколько им башлял? — По пять штук баксов. — Они тебя за такие деньги точно только охраняли? — В смысле? — нервно покраснел Олег. — Олежа, ты так не напрягайся. Вот, к примеру, Жирик своего водителя периодически опускает. Когда этого обиженного спросили, как он докатился до такой жизни, он ответил: «Володя для меня столько сделал, я ему не могу отказать». Еще такой же безотказный — водила Юдашкина. Но тот, наоборот, пашет и шефа, и его жену. Так что здесь нет ничего страшного, все в порядке вещей. Не стесняйся. — Ну, это значит для тебя в порядке вещей, — огрызнулся Олигарх. — Олег, не нервничай так и никого не бойся. — Серега снова отвлекся на колбасу. — Володя, дай мне масла сливочного. |