Онлайн книга «Сияние богов»
– Думаю, что да, – ответил Глеб. – Но проверить это никто уже не сможет. – Да, дела… Слышал я еще, что на той звезде были боги и что боги те пали на землю вместе со звездой. Это тоже правда? Глеб хмуро покосился на купца. Провернув несколько выгодных сделок, Онгудай из скупого на слова и деловитого купца превратился в болтливого бездельника. Впрочем, он мог себе это позволить. – Я не знаю, купец, – ответил ему Глеб. – Может быть, это и были боги. Но, судя по тому, сколько дряни они оставили в Гиблой чащобе, я бы скорее назвал их разгильдяями. Купец Онгудай нахмурился, лениво обмахнул себя охоронным знаком против злых сил, потом зевнул, лег на рогожу и закрыл глаза. День выдался теплый, безветренный, они ехали по открытому большаку, и солнце слегка припекало. Вскоре Онгудай задремал, но Глебу не суждено было проехать остаток пути до города в молчании. Один из молодых купцов, сопровождавших Онгудая (их было двое, и Глеб до сих пор не смог запомнить их имен, поскольку оба казались ему на одно лицо), нагнал Глеба и поехал рядом, переведя свою каурую крепконогую кобылу на шаг. – Можно тебя спросить, Первоход? – Спрашивай, – нехотя разрешил Глеб. – Твоя жизнь наполнена приключениями, большинство которых были крайне опасными. Многие молодые купцы тебе завидуют, но я… Я не знаю, хотел бы я себе такую жизнь, как твоя, или нет. Несколько секунд они ехали молча, потом Глеб спросил: – Так в чем вопрос, купец? – Нравится ли тебе такая жизнь, Первоход? Доволен ли ты ею? «Похоже, что болтливость Онгудая заразна», – с неудовольствием подумал Глеб. А вслух сказал: – Я не выбирал эту жизнь. Она сама выбрала меня. – Но ты можешь ее переменить? Глеб покачал головой. – Нет, не могу. Каким бы ни был мой путь, я должен пройти его до конца. Молодой купец обдумал слова Глеба, потом снова с любопытством посмотрел на него и уточнил: – И куда ведет твой путь, Первоход? Глеб усмехнулся. – Подозреваю, что никуда. – Тогда почему ты по нему идешь? – Потому что я ходок, а не купец и не землепашец. Молодой купчик улыбнулся, затем прищурил любопытные глаза и заявил: – Быть может, у меня больше никогда не будет возможности поговорить с тобой, великий Первоход. Ты ответил мне в шутку, но я хочу услышать, что ты думаешь на самом деле. Для меня это важно. Глеб на мгновение задумался, потом сказал: – Что ж… Пожалуй, я могу ответить серьезно. Я иду по своему пути, потому что мираж, который я вижу впереди, внушает мне больше надежд, чем темная неопределенность, которую я оставляю за спиной. Хотя, скорее всего, все будет ровно наоборот. Молодой купец на всякий случай обернулся, опасаясь, по всей вероятности, увидеть за спиной «темную неопределенность», о которой говорил Первоход, потом нахмурился и вздохнул: – Боюсь, что я не понял ни слова из того, что ты сказал, Первоход. – Понял ты или нет, это ничего не изменит, – отчеканил Глеб. – Ни в твоей жизни, ни тем более в моей. Однако любопытный купчик не намерен был сдаваться. Он улыбнулся, давая понять, что оценил юмор ходока, а потом в третий раз повторил свой вопрос: – И все-таки, ходок, что будет в конце твоего пути? Глеб почувствовал раздражение. Скосив глаза на купца, он ответил: – В конце пути нас всех съедят, друг. А задашь еще хоть один вопрос, я сам тебя сожру. Угроза подействовала, и любопытный купчик, нахмурившись, осадил лошадку и отвязался от Глеба. Проехав полем, они снова углубились в тенистый лес. На душе у Глеба становилось все тревожнее. Он стал внимательнее всматриваться в лес и прислушиваться к его шорохам, но не видел и не слышал ничего подозрительного. Это должно было успокоить Глеба, но странным образом растревожило его еще больше. Он чувствовал – что-то должно случиться, но не мог определить, откуда ждать беды. На всякий случай Глеб пустил коня в рысь и обогнал обоз, чтобы встретить опасность первым, если таковая появится. Не успел он проехать и двадцати метров, как резко осадил коня и вскинул руку кверху, призывая караван остановиться. Знак этот был обговорен заранее, и караван послушно встал. Кто-то из купцов окликнул было Глеба, но он подал новый знак – «Всем молчать!». Затем внимательнее пригляделся к тому, что лежало на дороге. Это было человеческое тело, и выглядело оно ужасно. Птицы и мелкие грызуны изрядно над ним потрудились. Судя по всему, оно лежало тут не первые сутки. Глеб не торопился делать выводы. Он вновь пристально оглядел деревья и кустарники, навострил слух и долго вслушивался в звуки леса, стараясь вычленить из них что-то чуждое и необычное. Но и на этот раз он ничего не почуял. «Уж не изменяет ли мне моя интуиция?» – пронеслось в голове у Глеба. Он нахмурился и осторожно пустил коня вперед, но конь, пройдя пару шагов, остановился как вкопанный и возмущенно и испуганно захрапел, не желая идти дальше. «Конь что-то чувствует, – подумал Глеб. – А я – нет». Он быстро и бесшумно спешился, подвел коня к ближайшему дереву и закинул узду на торчащую кверху ветку. Затем стал медленно и осторожно приближаться к телу, оглядывая ближайшие кусты придирчивым, недоверчивым взглядом. Наконец, он остановился возле тела, присел на корточки и оглядел его получше. Это была девушка. Молодая и когда-то красивая. Судя по состоянию тканей, уже тронутых тлением, она и впрямь была мертва не меньше суток. Горло бедняжки было перерезано от уха до уха. Мертвый и ограбленный странник – зрелище довольно обычное для большака. В былые времена разбойники оттаскивали убитых в кусты, но то было раньше. Нынешние душегубы со своими жертвами не церемонились. Однако чаще всего на пути попадались мертвые купцы или путешественники, но молодая, красивая девушка… Как могла она забрести в такую глушь? Отправилась в лес за грибами? Одна?… Да и не походила она на деревенскую простушку. Одежда на ней была небедная и почти роскошная. Такую одежду носят дочки оборотистых купцов. Глеб еще раз оглядел кусты и деревья и снова перевел взгляд на мертвую девушку. У него неприятно засосало под ложечкой. Что-то во всем этом было не так. Поначалу Глеб не понял, что именно его встревожило, но через несколько секунд догадался. Мертвая, тронутая тлением, объеденная животными и поклеванная птицами, девушка совсем не источала смрад. Она вообще не пахла – никак и ничем, словно была не мертвецом, а глиняной куклой. И вдруг покойница открыла глаза и уставилась на Глеба. От неожиданности он попятился и едва не упал. |