Онлайн книга «Распутницы»
— Кем? — Суевым. Но тут в машину сел ещё Гордей. Он сказал, что и ему нужно в город. Недалеко от трассы, уже на выезде из лесополосы, Гордей попросил остановить машину, а Нуретовой предложил отдаться ему. Она сказала, что у неё всё болит после дефлорации, но он дал ей сто евро, и она согласилась. Они вышли из машины, отошли чуть дальше. Она сняла с себя платье, оставшись обнаженной, встала в позу, опершись о дерево. И тут Гордей дважды ударил её ножом в бок. У него нож был спрятан за поясом, а рубаха была навыпуск. Я перепугался, а Гордей крикнул мне, чтобы я вышел из машины и помог ему прикопать труп. Так велел Ондатр. Сделав всё, мы вернулись на поляну, где был пикник. Суев сказал мне, чтобы я три дня не появлялся в городе, и дал три тысячи долларов. Я жил это время в Петраковске, в частной гостинице. — Почему не сообщили в милицию об убийстве? — Боялся. Меня бы убили. Меня и сейчас убьют… за всё, что я сказал. — Лучше умереть, чем жить козлом. Офис вашего «издательства» кто ликвидировал? — Всё сделали люди Суева, пока я прятался в Петраковске. — Хорошо. — Лиза выключила диктофон. — Теперь, гражданин Окунев, вас отведут в камеру на часик, а потом мы продолжим. Вы мне сдадите Ондатра полностью, во всех нюансах и деталях. Окунев, расслабленно вздохнув, свесил голову и расплакался. * * * Геннадию позвонил Ребров: — Шеф, друг раскололся. — Чей друг? Говори яснее. — Одоева сказала тебе передать: «Друг раскололся». — Вы задержали Семёнова? — Настоящая фамилия у него Окунев. Ну и фрукт… Но он всё рассказал. — Молодцы! Просто молодцы. Я сейчас приеду. Приехав в управление, Геннадий не успел расспросить Одоеву и Реброва об их успехе — Лиза неслась по лестнице вниз. Следом спешили Ребров и бледный Коля Урюпин. — Гена, Каузина с собой покончила! — выпалила на бегу Лиза. — Как? — не понял Геннадий. — Вены вскрыла в ванной. Поехали. Только что позвонили из райотдела полиции. Геннадий посмотрел на страшное, с трясущимися губами, лицо Урюпина. — Коля… — А-а, — отмахнулся Урюпин, отворачиваясь. Помчались на двух уазиках. Геннадий ехал с Одоевой и Ребровым. — Как её обнаружили? — Вода тёплая перелилась через край, соседей затопило… Геннадий напряжённо замер. Такого он не ожидал. Дура! Вот дура набитая! И себя погубила, и его — Ондатр, узнав о самоубийстве, всё поймёт и обнародует кадры с участием отца. А это крах. Что бы там ни рассказал Окунев, ни он, ни отец такого сильнейшего удара не выдержат. Его уволят из полиции с волчьим билетом, а отца уже точно никогда не будут печатать. Позорище на весь город. Уазики затормозили рядом с подъездом. Здесь уже стоял микроавтобус скорой помощи. Раньше всех в подъезд нетерпеливо побежал Урюпин — оно и понятно, Колька её сильно любил, эту воровскую шлюху в полицейских погонах. Входя в квартиру, видя ссутулившегося Урюпина, Геннадий только сейчас проникся к погибшей Каузиной жестокой ненавистью. Дрянь! Беспринципная и слабая. Такого парня заставила страдать… Самый легкий выход — сбежать из жизни. А ты поборись, выстрадай и победи — тогда тебе уважение и любовь. Каких-то бандюков испугалась… Он всё равно повяжет Ондатра и его сявок, по-любому они не уйдут. Дура, дура набитая… Не имеет права человек сам себя лишать жизни — люди такого не прощают, а Бог — тем более. Страдай, но живи, борись, мучайся — и будешь наверху! Геннадию было искренне жаль Урюпина. Ни он, ни Лизка Коляну о Каузиной правды не раскроют, но счастливое неведение долго не продлится: не в характере Ондатра щадить противников — обязательно всё распишет Урюпину в деталях и ярких красках. Стоя в дверях ванной комнаты и тупо глядя на мёртвую Ленку в полной кровавой воды ванне, Урюпин шевелил губами, как лунатик или помешанный. Геннадий разобрал его недоуменный вопрос: «Почему?» Потеснив прибывших, фотограф щелкнул вспышкой. Урюпин очнулся, схватился за лицо — ушёл. Геннадий стоял в углу, бездумно глазел на суету экспертов, на медиков, извлекающих труп из ванны. Подошла Одоева: — Что предпримем? Геннадий не отозвался. — Не молчи. Действовать надо — о смерти Каузиной весть разнесётся быстро, — сказала Одоева и была права. Сто процентов права! — А что делать? — вздохнул Геннадий. После недавнего деятельного оживления теперь в нём не осталось ни капли энергии борьбы. Увидев покончившую с собой Каузину, он враз сдался — с самого начала было ясно, что не получится победить в схватке с Ондатром. — Предлагаю просить у прокурора санкцию на арест Гордея — Окунев его назвал убийцей Нуретовой. — Дальше что? Гордей Ондатра не сдаст, а вот Ондатр за арест Гордея ушат говна выльет. Чувствую, попал я прочно… — Давай возьмём всех скопом. — Прокурор не разрешит. На Ондатра и его людей у нас компромата нет. — Что же делать? — Я думаю, уже ничего. — Не ожидала такого от Ленки. — Никто не ожидал от неё такого. — Может, она его любила? — Лизка достала из нагрудного кармана блузки пачку сигарет, неторопливо закурила. Геннадию от сигаретного дыма стало муторно. — Фу… Кого она любила? — Кольку. Оттого и чик себе по венам. Он же всё равно узнает теперь. — Всё равно… узнает. — Пойдём отсюда, Гена. Не паникуй раньше срока. Время у нас ещё есть. — Сколько? — Геннадий горько усмехнулся. — Час, два? Я не хоккеист. Это они, даже проигрывая ноль — пять, бьются до последнего. — И правильно делают. А ты слюнтяй. — Давай обзывайся. В плохом настроении поехали обратно в управление. Геннадий, совершенно морально опустошенный, невзирая на протесты Одоевой, от вечернего допроса Игошина отказался и уехал домой. Поужинав через силу, он залёг на диван и смотрел в потолок. Мыслей не было. Обеспокоенная жена пыталась расспрашивать — Геннадий отвернулся к стене. Жена обиделась. — Ты совесть-то поимей! — прокричала, глядя Геннадию в спину. — Свои проблемы с работы домой не тащи! У нас и так проблем некуда девать! Геннадий вдруг резко обернулся. Подумалось, что Ондатр, узнав о самоубийстве Каузиной, может начать действовать совсем уж безбашенно. Спросил хрипло: — Наташка где? — В магазин её отправила, за хлебом. — Давно? — Да… Наверное, со своими придурками лясы точит. Геннадий соскочил с дивана. |