Онлайн книга «Распутницы»
— Ты чего? — Жена не понимала его поведения. Геннадий махнул на неё рукой, выбежал на балкон, торопливым взглядом обшарил пространство двора. Сердце сжало испугом. Рядом с подъездом стоял «мерседес», тот самый, на котором Геннадия вывозили на «беседу» с Ондатром. У открытой задней дверцы авто стоял тот самый урка, что первым сообщил страшную весть о «проколе» отца с Зией, он мило беседовал с млевшей от такого внимания Наташкой. Она прижимала к груди купленную булку хлеба, совершенно очарованная крутым меном из «мерседеса». Уркаган, заметив Геннадия на балконе, продолжал говорить Наташке любезности. Судя по радостному, самодовольному виду злодея, люди Ондатра ещё не были в курсе о гибели Каузиной. И всё равно Ондатр давил на Геннадия со всех сторон, ломая его волю, ускоряя освобождение Игошина. — Наташка! — закричал Геннадий дочери. — Домой! Дочь подняла голову, посмотрела на отца как на пустое место, опять заулыбалась приветливо уркагану. — Наташа! Никакой реакции. В это время из второго подъезда дома появился изрядно выпивший Бонивур. Он сразу же громко возмутился: — Наташка! Оглохла?! Отец домой зовёт! Разозлённая Наташка, кивнув на прощание урке, скрылась в подъезде. Уркаган, не убирая с лица масленой улыбки, посмотрел на Геннадия, помахал ему рукой: мол, помни, следак, ты везде под колпаком, везде у тебя оголённые тылы, куда очень легко нанести жестокий удар. — Эй, ты! — дерзко выкрикнул уркагану Бонивур. Видимо, сейчас он пребывал в образе Полковника и никого не боялся, а сам пытался навести страх. — Ты что к детям пристаешь? А? Ты! Уркаган, сразу сняв с лица улыбку, сузил глаза, смерил Бонивура презрительным взглядом, потом сплюнул в его сторону сквозь зубы и сел в машину, захлопнув дверцу. «Мерседес» медленно покатил прочь со двора. «Гады такие!» — подумал Геннадий, возвращаясь с балкона в комнату. Нет, он не выберется из трясины, она засасывает его глубже и глубже. Он снова рухнул на диван, отвернувшись к стене. Делать какие-то внушения Наташке не хотелось, было противно. Лизка, связавшись с прокурором, опираясь на показания Окунева, испросила санкцию на задержание Гордея, заверив, что суд выдаст разрешение на арест за полминуты. Она намекала на желательность задержания самого Ондатра и обыска на бандитской вилле, но этот номер не прошёл. Но Лизка не отчаивалась. Она направила представление в оперативный отдел, чтобы Гордея быстро выследили и тихонько задержали, а сама собиралась вновь приняться за сопливого Окунева — требовалось выспросить о тёмных делишках банды Ондатра, и Окунев мог слышать о гибели Костика — сутенёра Нуретовой, но бравые оперативники сообщили, что имеют информацию о лежбище Гордея, и Лиза поехала на задержание вместе со спецгруппой. — Лизок, ты зачем с нами? — приставали оперативники. — Сидела бы себе в кабинете, комбинировала… Гордей на подъём тяжелый, за ним гоняться по дворам не надо. — Надоели кабинеты, действия хочу. — Так бросай следачить, иди к нам — в опера. — Предложение заманчивое. Подумаю на досуге. Две «оперативные таратайки» (уазики с брезентовой крышей двухтысячного года выпуска) приехали в пригород — вокруг была грязь, коровьи лепёшки, заросли бурьяна и серые дощатые заборы. Дома — старые, маленькие, обшитые крашеной доской, с расписными ставнями. — Подсолнухов не хватает, — сказала Лизка, выходя из уазика. — Подсолнухи имеются — в огороде. Двое оперативников, в спортивных костюмах, кроссовках, шлемах и легких бронежилетах, с короткими автоматами в руках, резко перескочили через забор и, прячась в зарослях высокой травы, двинулись к окнам. Собака не лаяла. — Странно, — удивился командир группы и громко забарабанил в калитку кулаком. — Эй, хозяева! Открывай! Тут же сорвалась заливистым лаем дворовая шавка — она мячом соскочила по ступенькам крыльца и забилась в истерике у калитки, брызгая слюной, — маленькая, коротконогая и широкогрудая собачонка. — Хозяева! — орал командир. — Чего? — Из открытой двери дома выглянула пожилая женщина. К ней кинулся один из оперативников, таившийся под окном в траве. — Господи! — перепугалась женщина. Опер её оттолкнул и нырнул внутрь дома. — Ребята, вперёд! — подал команду старший оперуполномоченный, и ещё трое парней в бронежилетах и трико, с пистолетами «ПМ», скакнули через забор. Шавка взвизгнула в ужасе и, скуля, унеслась под крыльцо. Калитка открылась. Командир группы и Лиза вошли во двор. Из дома доносились ругань и грохот опрокидываемой мебели. Испуганной хозяйке командир сказал сурово: — Полиция, мамаша! — …! — рыкнули из дома. Грянули два выстрела: «Бах! Бах!» С хрустом и звоном стекла вылетела рама с той стороны. «Бах! Бах!» — Тварь! «Бах! Бах!» — Перехватывай! Дворами уходит! «Тра-та-та-та-та!» — сорвалась короткая автоматная очередь. Хозяйка завизжала, приседая и хлопая себя по полным бёдрам. Лиза напряглась — неужели упустили? Хвастуны! Тяжелый на подъём! А он вышиб гнилую раму — и был таков! — Гольберг! Карташов! В обход! — Командир группы показал на соседний двор. Оперативники, резво перепрыгнув через невысокий забор, помчались на перехват. С хрипом залаял цепной пёс, кидаясь на непрошеных гостей, но те уже были на следующем заборе и пропали за ним. Где-то очень далеко ещё раз хлопнул выстрел. Лиза вошла в разгромленную комнату. Хозяйка, причитая, материлась на оперативников: — Что наделали, подонки, ублюдки?! — Ты потише! Устроила бандитский притон! — осадил уполномоченный. Лиза увидела смятую постель на панцирной кровати, стол, заполненный неприбранной посудой с объедками, несколько пустых бутылок из-под дешёвого креплёного вина, обрушенный на пол сервант и пол, усеянный осколками разбитых стеклянных полок серванта, табуретки, раскиданные по углам, порванные занавески. Как же опера лоханулись? Скорее всего, гость, услышав стук в калитку, улизнул из комнаты в коридорчик и затаился в нише с зимней одеждой. Когда его там обнаружили, он атаковал — влепил одному, второму, обрушил сервант и скакнул в дальнюю спаленку, где вышиб оконце. Лиза с сомнением смотрела на зияющий пролом. Чем это он? Неужто от страха ногой смог высадить? Феномен. А нет, рама от старости сгнила, гвозди проржавели. Такое оконце и она смогла бы выдавить. Видимо, Гордей всегда имел его в виду на случай экстренного отхода. Лоханулись опера. Надо было сюда кого-то тоже ставить. На Лизу из бурьяна смотрел сердитый опер Потапенко. У него были руки в ссадинах, автомат он держал небрежно. |