Книга Невольный брак, страница 56 – Анастасия Маркова

— Добрый день, нэр Теланий, — почтительно заговорил Ламир, решив взять ситуацию под свой контроль. — Простите, что не известили вас заранее о своем визите, но не позволите ли вы нам войти?

Дядя встрепенулся и снова устремил взор на моего сопровождающего. Он всем своим видом давал понять, что узнал нас обоих.

— Добрый, лэр Тонли. А по какому вы, собственно, делу? — весьма недружелюбным тоном отозвался мужчина, не удосужившись поздороваться согласно этикету. Я почувствовала, как под моей ладонью на руке Ламира напряглись мышцы, однако на его лице не дрогнул ни один мускул. Голос также остался абсолютно ровным:

— По личному. Мы не отнимем у вас много времени.

— Вы весьма некстати. Сегодня день рождения у сына. У меня много гостей. Приходите завтра! — он едва не захлопнул дверь перед нашим носом, но дознаватель успел подставить ногу.

— Мы проделали долгий путь и не планируем задерживаться в Холденвиле. Думаю, десять-пятнадцать минут вашего отсутствия никто не заметит, — тон Ламира заметно изменился: из него исчезла учтивость и появились требовательные нотки.

— Хорошо. Но я буду разговаривать лишь с вами. Ваша спутница пусть подождет нас в гостиной, — мужчина не дождался ответа и удалился вглубь дома.

Конечно, на радушный прием я не рассчитывала, но это переходило все границы. Однако сейчас не в моих интересах было высказывать свое недовольство его поведением. Тонли пропустил меня вперед и вошел следом. В холле дядя указал жестом руки на приоткрытую дверь и через мгновение скрылся за противоположной. На лице Ламира отразилось сочувствие, но вскоре и он исчез из виду.

Я решительно переступила порог небольшой комнаты, в которой давно не мешало бы сделать ремонт, и подошла к окну. Из-за негодования, переполнявшего сердце, все равно бы сейчас не усидела на одном месте. В доме царило веселье. Отовсюду доносились шутки, детский смех и отдавались болью в груди. Меня не ждали здесь как восемнадцать лет назад, так и теперь.

Неожиданно я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Стоило обернуться, как встретилась с холодными слегка запавшими бледно-голубыми глазами. Вероятно, они выцвели от возраста. Однако в них было столько ненависти, что я поразилась ее силе. Посреди комнаты стоял невысокий сухопарый старик лет семидесяти с седой реденькой бородкой. На его широком лбу над кустистыми бровями залегли глубокие морщины. В нем все вызывало неприязнь. Особенно длинные костлявые руки, обтянутые почти прозрачной кожей, под которой отчетливо виднелись синие вены.

Мгновение, показавшееся вечностью, он пристально всматривался в мое лицо, а затем уселся на прохудившийся диванчик и скрипучим голосом заговорил:

— Твоя мать постоянно вела себя самым недостойным образом, и ты от нее, похоже, недалеко ушла. Это ж какую наглость нужно иметь, чтобы заявиться в чужой дом без приглашения!

Казалось, еще немного — и старик испепелит меня яростным взглядом. Его презрение пошатнуло мое равновесие, однако всего на миг.

— Почему, нэр Теланий, вы со мной столь неучтивы?

— Думала, я стану перед тобой раскланиваться? — он противно рассмеялся, чем усилил мое отвращение к нему. — Надела модные тряпки и решила, что скроешь тем самым свою истинную натуру. Точно не от меня, — с каждой секундой мне все больше казалось, что дед не в себе. — Что забыла здесь?

— За что вы так не любите свою дочь? Почему никогда не навещали ее? Почему дали умереть, ощущая себя сиротой при живых-то родителях? — внутри клокотал гнев, который я с трудом сдерживала, не позволяя ему вырваться наружу.

— А кто тебе сказал, что она моя? Вот Норман — мой сын, а та… — пожилой мужчина нарочно сделал паузу, — не моя.

Его слова на секунду выбили почву из-под ног. Неужели он был настолько слеп, что не замечал в ней схожих с ним черт?

— Чья же?

— Я считал ее своей, пока она не явилась домой брюхатой невесть от кого и не опозорила семью.

— Каждый может оступиться, — мои руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Да на те деньги, что мы выкинули на ее обучение, можно было аптекарскую лавку открыть! А вместо этого нам пришлось еще пару лет отдавать долги. Она умерла для меня в тот день, когда наплевала не только на себя, но и на всех нас. С той поры я ее знать не знал и знать не хотел. Ровным счетом как и тебя.

— И что вы сделали? — казалось, я перестала дышать в ожидании ответа.

— Выгнал из дома, как только узнал, — он проговорил это с такой легкостью и спокойствием, словно вместо сердца у него был камень.

— Только не говорите, что выставили ее в такой холод на улицу без медяка в кармане, — еле слышно прошептала, с мольбой взирая на него.

— Выставил! И ни капли об этом не жалею.

Я ощутила, как по телу прошелся озноб, едва представила, через что пришлось пройти матери. Разве она заслужила подобное отношение, несмотря на свой проступок?

— Так что ты здесь забыла? — во второй раз недружелюбно спросил пожилой мужчина, всячески выказывая желание, чтобы я поскорее ушла отсюда.

Мне понадобились все силы, чтобы не поддаться ему и не покинуть немедленно этот дом. Хоть и не рассчитывала получить ответ, все же вымолвила:

— Скажите, пожалуйста, вы слышали ранее имя Джонатан от моей матери или вашей жены?

Он на минуту призадумался, уставившись в потолок, а потом произнес:

— Нет, не слышал. Отца родного ищешь? Неужели даже тебе она не призналась, как его зовут?

— Бабушка передала маме артефакт? Или он до сих пор у вас хранится? — я пропустила его слова мимо ушей.

— Передала. Накануне дня отъезда в академию и отдала шкатулку, — недовольно пробурчал мужчина.

— Шкатулку? Вы уверены? — от волнения я сделала шаг вперед.

— Сам видел.

— А…

— Довольно! — он вскинул руку, не позволяя с моих губ сорваться звуку. — Повторюсь: она умерла для меня еще тем холодным ноябрьским днем, как и все связанные с ней воспоминания.

В комнате воцарилась давящая тишина. Мы продолжали смотреть друг на друга. Под его тяжелым взором я никак не решалась задать новый вопрос, хотя имела их в достатке.

— А ты, погляжу, уже и траурный наряд успела примерить, хотя вроде еще совсем молоденькая. Как величать-то тебя? — с издевкой полюбопытствовал дед.

— Айрис… Айрис Тонли… — я выстрелила в него ядовитой стрелой, надеясь, что она не вернется ко мне.

— Тонли… Не смог у меня Катрину увести, так хоть на тебе женился? Каков мерзавец! Помер, и поделом ему. Хоть без денег не оставил?

— Не смейте о нем так говорить! Он был человеком редкой доброты и истинного благородства, о которых вам, похоже, неизвестно, — я все же не выдержала и слегка повысила голос, поскольку устала слушать обвинения и ругательства в сторону любимых людей.