Онлайн книга «Между нами только ночь»
Но Юля сказала: – Сегодня вечером в “Иностранке” Елена устраивает для писателей благотворительный бал. Явись обязательно, вино будет литься рекой! Следом прокатилась волна балов для учителей и библиотекарей. Поздней осенью она отправила в пионерлагерь “Артек” нескончаемую колонну автобусов со школьниками. К Новому году в подарок родному Аэрофлоту – выпустила богато оформленный глянцевый календарь с изображениями самолетов. Однако наше дело тоже потихоньку продвигалось. Елена заказала марку издательства очень известному дизайнеру, который в своих работах экспериментировал с красной икрой, как раз он недавно получил Государственную премию. Когда ему звонили и заказывали работу, он скромно отвечал: “У меня гонорар меньше тысячи долларов не бывает”. Ему денег отвалили. Он сделал. Им не понравилось. В результате марку издательства просто так нарисовал Коля: яблоко с улыбочкой. В начале мая мне сообщили, что издательство имеет громадный успех в Министерстве просвещения, Елена блистает в высших сферах, правительство приглашает ее на пикники, издательский проект включен в федеральную программу, а моя “Загогулина” ляжет в основу серии лучших книг для подростков. Летом Елена и Юля уехали в Одессу. На осенней книжной ярмарке Елена сняла павильон – поскольку книг не было, на полках выставили пустые корешки, а посередке – она заказала бассейн, где плескался живой крокодил. К Новому году в “Книжном обозрении” напечатали заметку, что моя книга вышла, тираж распродан, а мне и Коле присудили большую денежную премию. Уже окончательно сбитая с толку, я позвонила Юле. Она ответила: – Ерунда! Обычная газетная “утка”. И добавила: – Не панихидничать! Жизнь продолжается. Ну, да, да, конечно, надо чуточку подождать, иметь терпение. И не было этому ожиданию ни конца ни края. Хорошо, я уже знала, что существуют периоды времени, когда люди и вещи имеют смутные, почти прозрачные очертания, словно в дремоте, а формы выходят за собственные пределы, тают в паутине и дымке, всё истребляется какими-то неясными стихиями, причем это объективная реальность, недаром в доме напротив кто-то скотчем прилепил под окном листок с надписью: “Город, где никто и никогда”. А чтобы не замыкаться на мысли или желании, надо смотреть на зведы и необъятные дали. Мир мерцает как майский жук. А пока на дворе безжизненная погодка, напоминающая конец свет, – можно вырезать из календаря репродукцию Пиросмани “Медведь на суку в лунном свете” – ее хорошо считать видом из окна, но этот эффект возможен только ночью. Юрик говорит: – Ты последний романтик на этой Земле. Да, я многое идеализирую или придумываю сама себе. Например, мне всегда казалось, у нас на конечной станции метро, когда поезд останавливается и пассажиры покидают вагоны, к машинисту подходит коллега и горячо пожимает ему руку. Много лет мне нравилась эта добрая традиция. И вдруг я увидела, что просто один другому передает железный гаечный ключ. – Может, я чего-то не понял, – спрашивал Юрик. – Когда они собираются издать твою книжку? – Что слышно от учительницы? – живо интересовался папа. Знакомые писатели, прослышав о моем издательском взлете, просили их тоже пристроить к Елене. А в Доме литераторов ко мне подрулил и вовсе незнакомый пожилой человек, бедно одетый, в ветхом твидовом пиджаке и в снегоходах: – Меня зовут Израиль Аркадьевич. Я намного старше вас, поэтому я так представляюсь. Странно было бы, если бы вы звали меня просто Израиль, – сказал он. – Я хочу попросить вас об одолжении. Не могли бы вы ознакомиться с этой рукописью с целью посодействовать в публикации? – и протягивает истрепанные пожелтевшие листы. – Она посвящена жизни и творчеству… Повисла пауза. – Не волнуйтесь, – говорю я. – У меня тоже так бывает – вылетит что-то из головы и никак не вспомнишь. Особенно имена. Общими усилиями выясняется, что речь идет о Булгарине. Всё трещало по швам, такое уныние на меня нашло! Я начала терять самообладание. Тут звонит моя мама: – Ты знаешь, – она говорит, – а за Богородицей пришел сам Христос! – Когда? – я испуганно спрашиваю. – Когда настала пора. – И что? – …Как-то я боюсь, – сказала она, понизив голос, – чтобы всё это не оказалось выдумкой. Жизнь представала передо мной во всей своей первозданной бессвязности. Я спускалась в метро и мчалась опять куда-то без цели и смысла. Причем в окошке вагона все отраженные люди как люди, а у меня то лоб вытянется, то подбородок. Даже моя соседка по лавочке взглянула на меня и говорит: – Ой, господи, как вы непохожи на свое отражение! Все похожи, а вы – нет. Я ваше отражение увидела, думаю: что за человек сидит такой? Смотрю – нормальная женщина. Вокруг меня, навстречу, да и в том же самом направлении двигались клокочущие потоки жителей этого вероломного мира. Хотелось крикнуть им: “Вставайте, павшие духом! Во мгле отчаяния восстаньте ото сна, пробудитесь!..” И запеть пифийские песни. Так велико во мне было исступленное желание ясности. Вдруг я увидела художника Колю. Он шагал широкими верблюжьими шагами, в летчицкой куртке, закинув лицо вверх, кусок рубахи голубой торчал из расстегнутой ширинки. Лацкан летчицкой куртки весь в значках – “Аэрофлот” и “Кавказ”. Казалось, он тоже не знал, как и я, что ему делать, как быть – одному среди множества людей. Он заметил меня, поманил легким движением руки, наклонился и прошептал в самое ухо: – Найди удаленное тихое место, останься там, питай только одну надежду – высохнуть вместе с горными травами и деревьями… Он был совершенно пьян. – Вообще я не суеверный, – снова заговорил Коля, – в приметы не верю, но как увижу птицу во сне, обязательно какая-нибудь неприятность. Вот сегодня под утро увидел глухаря. – Коля, – я стала звать его, – Коля!.. Но он не слышал меня. – Ловишь себя на том, – произнес он вдруг очень громко, – что независим, свободен, наконец, свободен! Эта эпитафия греет душу. У меня два окна в комнате, квартира торцевая. И столько света – что если между окнами поставить мольберт – ну прямо пиши и пиши. У меня тьма, тьма-тьмущая замыслов. Я для всех полная загадка, – и он улыбнулся от счастья и тоски. Видно было, что с ним произошла какая-то нервная контузия. – Вы гений, Коля, – говорю. – Как вы нарисовали иллюстрации к моей книге! Как будто всё сами видели и знали! Это было каким-то чудом услышано. – А вы знаете, что ваши иллюстрации погрызли собаки? – он достал картинку, и у нее, действительно, был отгрызен угол. – Елена Фёдоровна прикармливает бездомных собак по всей округе. Так вот это, – сказал он, гневно потрясая в воздухе картинкой, – всё, что осталось. |