Книга Машины как я , страница 56. Автор книги Иэн Макьюэн

Но, так ли иначе, она не обернулась. Когда я подошел к ней, она взяла меня за руку и кивнула на яблоню:

– Прямо под ней. Здесь был наш дворец.

Мы подошли к дереву. Вокруг ствола росла крапива и несколько отдельных шток-роз, еще в цвету. Ничто не намекало на место для привала.

– У нас был старый ковер, кушетки, книги, особый паек из лимонада и шоколадных печений.

Мы пошли вперед, мимо участка, ограниченного плетнями, где крапива с липушником душили крыжовник и черную смородину, затем миновали крохотную фруктовую грядку, тоже заброшенную, и прошли еще дальше, за штакетник, вероятно, когда-то огораживавший цветник.

Миранда спросила об отце, и я ответил, что тот заснул.

– Как вы вдвоем пообщались?

– Мы говорили о красоте.

– Он будет спать несколько часов.

За кирпичной оранжереей с коваными решетками на замшелых окнах стояла бадья для воды и каменная колода. Позади нее Миранда показала темное влажное место, где они с Мириам ловили гребенчатых тритонов. Теперь их тут не было. Не сезон. Мы пошли дальше, и я подумал, что чую реку. Я представил себе заброшенную лодочную пристань и затонувший ялик. Мы прошли мимо сарая с кирпичным компостным ящиком, пустым. Впереди я увидел три ивы, и моя надежда на реку окрепла. Мы пробрались между влажных ветвей и вышли на второй газон, также недавно подстриженный и ограниченный по краям кустарником. Сад заканчивался стеной из рыжего кирпича, с крошащимся раствором и одичавшими фруктовыми деревьями, сплетшимися ветвями. У стены стояла деревянная скамейка, смотревшая на дом, хотя его было не видно сквозь ивы.

Мы сели на скамейку и сидели молча несколько минут, продолжая держаться за руки.

– Последний раз, когда мы были здесь, – сказала Миранда, – мы говорили о том, что случилось. Снова. В те дни, перед тем как я уехала во Францию, мы только об этом и говорили. О том, что он сделал, что она чувствовала, и что ее родители никогда не должны об этом узнать. А в этом месте все напоминало нам о нашей дружбе, нашем детстве, о подростковых годах и экзаменах. Мы учили здесь уроки, проверяли друг друга. У нас был радиоприемник, и мы спорили о модных песнях. Один раз выпили бутылку вина. И гашиш курили – ужасная гадость. Нас обеих вырвало, прямо здесь. Когда нам было тринадцать, мы показывали друг другу грудь. Мы делали стойки на руках и колесо на этом газоне.

Она снова замолчала. Я сжал ее руку и тоже молчал.

– Мне все еще приходится то и дело повторять себе, – сказала она, – напоминать, что она уже никогда не придет сюда. И я начинаю сознавать… что никогда не смирюсь с этим. И не захочу смиряться.

Она снова замолчала. Я выбирал момент, чтобы сказать то, что хотел. Она смотрела прямо перед собой, не на меня. Ее взгляд был ясным, без слез. Она казалась спокойной, даже собранной.

Затем сказала:

– Я думаю обо всех наших разговорах в постели, иногда до самого утра. Секс прекрасен, и все другое тоже, но именно эти разговоры перед самым рассветом… в них самая близость… Это то, что я чувствовала с Мириам.

Вот и настал этот момент – в правильное время в правильном месте.

– Я вышел, чтобы найти тебя.

– Да?

Я замялся, вдруг задумавшись, как лучше это сказать.

– И попросить твоей руки.

Она отвернулась и кивнула. Она не была удивлена. У нее не было причин удивляться.

– Чарли, да, – сказала она. – Да, пожалуйста. Но я должна тебе в чем-то признаться. Ты можешь передумать.

Свет в саду тускнел. Опускалась тьма. Я подумал, что я слабая замена Мириам, хотя и честная. Я вспомнил, что Адам сказал в клэпемском парке. О ее преступлениях. Если она сейчас скажет, что занималась с ним сексом, несмотря на свои обещания, тогда между нами все будет кончено. Но дело не могло, не должно было быть в этом. Но что еще, какое еще преступление могла она совершить?

Я сказал:

– Я слушаю.

– Я тебя обманывала.

– Ага.

– Эти последние недели, когда я говорила, что я с утра до вечера на семинарах…

– О боже, – сказал я.

Мне захотелось по-детски зажать уши руками.

– …я была на нашем берегу реки. Я проводила вечера с…

– Ну, хватит, – сказал я и попытался встать со скамейки, но она удержала меня.

– С Марком.

– С Марком, – тупо повторил я, а затем более осознанно: – Марком?

– Я хочу взять его на воспитание. И со временем усыновить. Я ходила в этот специальный детский сад, где за ними наблюдают. И водила его на прогулки, покупала сладости.

Я поразился скорости, с которой начал переваривать услышанное.

– Почему ты мне не сказала?

– Я боялась, ты будешь против. Я настроена решительно. Но мне хочется сделать это с тобой.

Я понял, о чем она говорила. Я мог быть против. Я хотел Миранду для себя.

– А как же его мать?

Как будто бы я мог отменить ее затею правильным вопросом.

– Она в психушке, на данный момент в изоляторе. Бред. Паранойя. Возможно, из-за многолетнего пристрастия к амфетаминам. Ничего хорошего. Она может быть опасной. А отец в тюрьме.

– Ты разруливаешь это уже несколько недель, а я узнал об этом меньше минуты назад. Дай мне подумать.

Мы сидели рядом, и я думал. Как я мог сомневаться? Мне предлагалось то, что некоторые сочли бы лучшим из всего, чего можно ждать от взрослой жизни. Любовь и ребенок. Я чувствовал, как события затягивают меня и я ничего не могу с этим поделать. Это пугало и вызывало восторг. Вот, наконец, я нашел свою реку. И Марка. Танцующего маленького мальчика, который собирался уничтожить мои умозрительные амбиции. Я попробовал вообразить его в доме на Элджин-Кресент. В комнате рядом с хозяйской спальней. Он, конечно же, перевернет там все вверх дном, как и положено детям, и изгонит оттуда дух прежнего несчастного владельца. Но мой собственный дух, ревнивый, ленивый, свободолюбивый, – готов ли он к бесчисленным заботам отцовства?

Миранда первой нарушила молчание.

– Он самый замечательный мальчуган. Он любит, когда ему читают.

Она даже не понимала, насколько это было кстати. Читать ему на ночь следующие десять лет, чтобы он усвоил имена говорящих медведя, крысы и жабы, вечно хмурого ослика, шерстистых гуманоидов, живущих в норах в Средиземье, неотразимых ребят в шлюпках на озере Конистон. Это восполнило бы мое детское бескультурье. Забить дом доверху потрепанными книгами. И еще: я рассматривал Адама как совместный проект с Мирандой, нацеленный на то, чтобы сблизить меня с ней. Ребенок был из другой оперы, но он отлично решал эту задачу. Однако в первые минуты меня что-то смущало. Меня давило чувство долга. Я ведь говорил Миранде, что люблю ее, что хочу жениться на ней и прожить вместе с ней жизнь, но чтобы вот так решиться на отцовство, мне требовалось время. Я решил, что пойду с ней в этот специальный детский сад и увижусь с Марком. Мы возьмем его на прогулку, и тогда я приму решение.