— Я — строг и страшен, — сказал Хосе, начиная затягивать винты. — Строг и страшен!
Костя, которым совсем уже овладел его личный приказ не воспринимать боль, слыша скрип стягивающих ноги колодок все же нашел нужным заорать. Судья тут же сказал:
— Хватит, Хосе! Обвиняемый, если ты будешь говорить неправду и запираться, то палач переломает кости твоих ног. Говори, по наущению ли дьявола ты занимался своими пророчествами?
— Нет, ваша честь, Бог мне их внушал!
— Хосе, а ну-ка, надави еще.
И колодки снова заскрипели под воздействием винтов, и Костя снова нашел нужным заорать.
— Говори — дьявол подсказывал тебе твои пророчества?!
— Нет — Всевышний! Спаситель наш!
— Хосе! Снимай башмаки! На дыбу его! Да гирю к ногам подвесь, не забудь!
— Слушаюсь! — поспешил ответить Хосе, и колодки с ног Кости были сняты. Боли он не чувствовал, хотя, попытавшись встать на ноги, понял, что кости ему все-таки повредили, и идти он самостоятельно не сможет.
— А вы обопритесь, обопритесь о плечо мое, — предложил милосердный и добродушный палач. — Так до дыбы-то вместе и дойдем. А теперь вам здесь совсем догола раздеться надо будет. Когда я вас на дыбу-то подниму, господин судья все ваше тело осмотрит. Если найдет родинку или бородавочку какую, чик — и иголочку туда воткнет. Кровь польется — для вас хорошо. А не польется, значит, дьявол — ваш приятель, — Хосе, помогая Косте раздеваться, захихикал.
Голого, с веревкой, обмотавшей запястья, Костю подняли на блоки под потолок. К его ногам была привязана гиря. Когда он уже висел, и все тело его было вытянуто и стало на треть длиннее, подошел судья. Тщательно, сантиметр за сантиметром стал он осматривать тело пленника.
Костя знал, что под левой мышкой у него есть родимое пятно величиной с маленькую монетку. Именно оно не ускользнуло от зоркого глаза судьи. Большая сапожная игла появилась в его руке, тотчас она была вогнана в родинку, Костя, давно уже подчиненный своему приказу не воспринимать боль, все же снова закричал, изображая пораженного страданием человека.
— Очень хорошо. Кровь выступила, — деловито сказал судья с видом хирурга, пестующего больного человека и желающего ему одного лишь блага и выздоровления. — Так вы до сих пор отказываетесь от своих сношений с дьяволом, даже если они происходили по вашему недомыслию?
— Отказываюсь! Дьявол — это ложь земли, а я служил только правде, только Богу и людям!
— Вы верный христианин. Хосе, спусти его вниз и пусть одевается. Испытание он прошел.
Когда Костя вновь был введен в зал суда, там по-прежнему сидели все те три инквизитора. Теперь они смотрели на обвиняемого более благосклонно.
— Ну, сударь, испытание пыткой вы выдержали, — сказал председатель. — Хотя я в глубине души считаю, что в этом вам помог дьявол. Но вас выпустят на свободу, хотя и не сразу. День-два вы побудете у нас, правда, не в застенке для заключенных. У нас есть приличные комнаты. Вам предоставят и еду. Побудете у нас потому, что вами… Вами заинтересовалась одна очень, очень высокопоставленная особа, которая готова будет вас принять через два дня. Сейчас вас отведут…
— Мои травы и мою саблю мне можно забрать?
— Заберете, когда будете покидать здание Святой инквизиции. И запомните, Святая инквизиция всегда права. Идите!
Глава четвертая,
из коей становится ясно, что можно быть одновременно и королем, и тюремщиком, а профессиональные тюремщики бывают весьма падки до денег
Что за «очень важная персона» хочет видеть предсказателя, Константин уже догадывался. Пожалуй, личность эта не менее достойная, нежели царь Иван Грозный. А по некоторым деяниям король испанский Филипп Второй превзошел своего московитского коллегу.
Порой создается впечатление, что оба коронованных ублюдка и садиста воспитывались вместе. По крайней мере, в детстве их одолевала одна страсть: оба обожали мучить животных. Однако московитский царь впоследствии переключился на людей, а зверей использовал иногда разве что для расправы («обшивая медведно», то есть запихивая человека в медвежью шкуру, а потом спуская на «Топтыгина» собак). Зато испанский садист находил утешение не только в постоянном сожжении еретиков и затоплении кровью своих колоний в Европе (да-да, кроме Америки и Филиппин, до сих пор носящих имя коронованного психа, принадлежали ему Фландрия и даже Португалия). Но Филипп не только людей, но и братьев меньших не оставлял в покое, уже повзрослев.
И оба, как ни странно, управились со своими сыновьями. Да-да, и в этом царь Иван и король Филипп были почти что близнецами. Правда, московит все сделал своими руками, что же до Филиппа Кровавого, то он предпочел уморить своего сына, дона Карлоса, в тюрьме. (Так позднее поступил и Петр Первый, чем-то невероятно напоминавший и одного, и второго).
Да и вообще, похожи Московия и Испания. Обе поднялись, сожрав с костями конкурентов: одна — Великий Новгород и Княжество Литовское, вторая — Гранаду, которая, хотя и была мусульманской, но вполне признавала права и христиан, и иудеев, что для Средних веков кажется почти немыслимым. Обе постарались стереть саму память о том, что были какие-то иные варианты. И в Испании, и в России, утопавших в богатствах, народ нищенствовал и был оболванен до такой степени, что когда Наполеон после завоевания отменил крепостное право, только в этих двух странах начались партизанские войны. А в двадцатом веке обе страны пережили гражданские войны и кошмарные диктатуры. Правда, Испания почти оправилась от кошмаров. Видимо, и России это предстоит — в самом ближайшем будущем…
Но вернемся к «особо важной персоне». Уже в детстве короленыш (рука не поднимается назвать его романтичным словом «принц», хотя прекрасные принцы частенько бывают именно такими) сжег подаренную отцом обезьянку — по всем правилам расправы над еретиками и ведьмами. Это взбесило даже его отца, который готов был самолично высечь до полусмерти маленького мерзавца. Но за Филиппа вступился духовник: оказавшись на троне, сей отрок будет смело воевать с еретиками. Неясно, кто именно толкнул святого отца на такое пророчество, Бог или Сатана, но, надо сказать, оно более чем сбылось.
В юности, уже оказавшись на престоле, Филипп придумал развлечение и для себя, и для придворных — кошачий клавесин. Проще говоря, берут четырнадцать кошек, обладающих различными голосами, их помещают в особый ящик, намертво зажав хвосты. А над ними устанавливаются клавиши с иглами, бьющими по хвостам. Вот только теперь Филипп мог подходить к ящику и изображать из себя музыканта.
Но этим кошкам, можно сказать, еще повезло. Других в христианнейшем королевстве, как и в прочих странах Европы, просто сжигали на кострах и изводили самыми разными способами. Ведь сам папа Иннокентий VIII еще в пятнадцатом веке заявил, что кошка находится в союзе с дьяволом! Понятное дело, что «союз с дьяволом» не нравился никому. А посему Европа получила прочный и надежный союз с ее величеством чумой и ее величеством крысой. И миллионы людей отправились на тот свет.
