— Нет, отчего же — не останусь, — тоже поднялся на ноги «ближний человек правителя Руси». — С тобой, боярин, пойду. Мне сия охота интересна.
— Ну, так поспешим! Может убежать медведь, — воскликнул «дикий барин» и, несмотря на полноту, бойко потрусил в окружении холопов туда, откуда доносился пронзительный собачий лай.
Константин пошел вслед за ватагой, в центре которой, точно матка в пчелином улье, отличаясь от окружавших его холопов тучным телосложением, богатством охотничьей одежды и повадками, шел боярин. Холопы перед ним услужливо раздвигали ветки или даже старались выдернуть из земли или ссечь тесаками мешавшие его движению кусты. Константин с винтовкой наготове замыкал шествие. А сам думал: «Да зачем ты идешь с ними? Ты разве не видел, с какой жадной завистью смотрел на твое оружие этот маленький царек? Иди назад, вскочи на коня и правь туда, куда держал путь!» Но здравые доводы рассудка глохли под шумом тщеславных мыслей: «Нет, я еще хочу показать этому царьку, как можно убивать медведей из моей винтовки! А уж потом уеду».
Что-то напоминала ему эта охота. Что-то вовсе не из века шестнадцатого, а из совсем иного времени. Например, когда для московского барина «из высших» специально строили асфальтированную дорогу в охотничье хозяйство, выбрасывая на ветер миллионы казенных рублей. Потом он прибывал в окружении своих холопов — вроде бы, свободных людей, но лишь формально. Для него поднимали медведицу с медвежатами. Медведицу, конечно, расстреливали охранники — сиречь все те же холопы, охраняющие жизнь своего господина не только от террористов, но теперь еще и от разозленного зверя. А уж медвежата доставались барину самолично. И он, налившись водкой, спокойно убивал звериных детишек…
Было в нынешней охоте кое-что и от неких неприятных времен, когда значение и вес приобрели такие слова, как «доступ к телу», «паньмаешь!» или же «не знаешь, какой большой это человек!»
Вот, наверное, чем отличаются здешние баре-холопы от прочих господ. Американский президент Рузвельт (не тот, что справился с «великой депрессией», а потом долго, но верно открывал второй фронт, а его предшественник, известный гениальной фразой о некоем союзнике: «Это, конечно, сукин сын, но он — НАШ сукин сын») тоже любил охоту. И тоже столкнулся с медведицей и медвежатами. Медведицу подстрелил. А медвежат — пожалел, ибо незачем ему было проявлять над ними власть, и без того этого добра вдоволь нахлебался. Вроде бы, в зоопарк их потом сдал. В любом случае, жизнь детишкам звериным сохранил. Вскоре после этого плюшевых медвежат окрестили «Тедди» — в его честь. Так с той поры и называют…
Вообще говоря, слова «раб» и «ребенок» — одного корня. И не случайно: оба — существа зависимые, дееспособными полностью их считать — себе же дороже. Вот и сравним взрослого человека, пусть даже охотящегося ради удовольствия, но готового по-мужски разобраться с крупным хищником себе под стать — и малолетку, который отрывает лапки пауку, благо тот ничем не может возразить. Есть разница?..
…Собачий заливистый лай был уже совсем близко. Вскоре охотники вышли на небольшую поляну, где Константин за спинами холопов вначале не увидел ничего. Лишь протиснувшись сквозь толпу, он рассмотрел, как с полдюжины огромных псов с шерстью, стоявшей дыбом, окружив огромного медведя, пытаются то и дело подпрыгнуть к нему и схватить зубами, чтобы тут отскочить. Рядом с бурым Топтыгиным, который, страшно рыча, стоял на одном месте, но довольно ловко для своего огромного веса крутился, чтобы поддеть лапой с выпущенными когтями в вершок длиною ту из собак, которая подскакивала к нему, лежали пять или шесть псов. Одни — с распоротым брюхом, другие — с разорванным когтями горлом…
Бутырин, стоявший в окружении холопов с рогатинами, направленными в сторону зверя на тот случай, если медведь вдруг прорвет кольцо собак и нападет на их хозяина, прокричал, увидев Костю, вышедшего из чащобы на поляну:
— Ну, Константин Иваныч, любезный гость! Тебе первый выстрел уступаю, из почтения к милости твоей.
— Нет, боярин, — отвечал ему Костя. — Ты свою душу охотой потешить хотел — ты и стреляй. А ежели промахнешься, то я наготове буду — промаха не дам.
— Ну, будь по-твоему, — сказал довольный Бутырин и стал пристраивать ложе карабина к жирному плечу.
Константин видел, что два холопа рядом с ним держат в руках еще по пищали — на тот случай, если владыка даст промашку. Но и сам все же взял оружие наизготовку, зная, что подраненный медведь опасен. Если такой зверь ринется на врага, заставившего его страдать от боли, то никакие собаки, никакие рогатины не в силах будут остановить в стремительном броске тушу в два с половиной центнера весом.
Выстрел перекрыл собачий лай и медвежий рев, который вдруг изменил свой тон, став выше, жалостливей и одновременно злей. Дым долго не мог рассеяться. Но когда сквозь белые клубы проявились последствия стрельбы боярина, то все увидели: медведь, встав на задние лапы, передней правой лапой пытается закрыть рану на левой стороне брюха, из которой на измятую траву сочилась кровь. Эта рана, как понял Костя, не была опасной для его жизни, но причиняла зверю сильную боль. Так люди спешат потереть рукой ушибленное место, и стоящий на задних лапах хозяин леса сейчас сильно напомнил Константину человека. Медведь крутил головой, пронзительно ревел, и в этом реве слышались и обида, и негодование. Косте вдруг стало сильно жаль этого лесного властелина, не причинявшего никому вреда, но ставшего объектом забавы самодура-бездельника.
Но тут случилось то, чего, возможно, мало кто из людей, собравшихся на поляне, ожидал. Медведь, словно он прекрасно разобрался в том, кто из этих двуногих животных заставил его страдать, мгновенно опустился на все четыре лапы и ринулся прямо на Бутырина, уже державшего в руках другое ружье. Зверя и человека с оружием разделяли всего шагов пятнадцать. Боярин едва успел поднять пищаль и выстрелить. Но Костя, не видевший за дымом, попала ли его пуля в медведя или нет, по отсутствию рева понял: Бутырин дал промах. Затем раздались отчаянные крики холопов:
— Держи, держи его!
— В рогатины бери!
— Раздерет проклятый батюшку барина нашего!
Когда дым рассеялся, Костя разглядел, что медведь, снова вставший на задние лапы, находится в пяти шагах от растерявшегося барина, рядом с которым уже не было холопов. Таковы все холопы — сейчас они разбежались по сторонам, поскольку порешили, что «батюшку-боярина» уже не спасти. И только один из них, вонзив перо рогатины в грудь медведя, с величайшим трудом сдерживал зверя. Должно быть, этот служил Бутырину верой-правдой.
Послышался треск древка, сломавшегося у самого наконечника. Теперь медведя не мог удержать никто. Он, вновь опустившись на все четыре лапы, в один прыжок мог достать боярина, стоявшего с разинутым ртом и широко разведенными от ужаса руками. Никого не было рядом с ним — холопы покинули господина в минуту смертельной опасности, чем в очередной раз и явили свою холуйскую природу.
— Константин Иваныч, дорогой!.. — только и смог воззвать Бутырин жалостливым голосом. Костя понял, что настал его черед стрелять, а в голове промелькнуло: «Если промахнусь, медведь в несколько мгновений разорвет боярина…»
