Книга Пальцем в небо, страница 17. Автор книги Маргарита Ардо

— Нет… Я не работаю… Хотелось бы… Но пока… — Ничего умнее в голову не пришло.

— Хотелось бы? Так что мешает? — спросил красавец.

Я смутилась.

— У меня пока и рабочей визы нет. Это так. Мысли… Мечты.

— Мечты должны сбываться! Тем более здесь, в Нью-Йорке, — подмигнул он.

Мои щёки залились румянцем. Мужчина кивнул и направился уверенным шагом в святая святых журналистики.

Мне стало неловко продолжать пялиться на вход в издательство, и я задумчиво пошла по улице. Мда, журналистка… У меня даже статей в портфолио нет. Рекламная ерунда не в счёт. На английском так вообще ничего… Мечты? Глупые, наверное.

Я увидела, как официант распахивает стеклянные двери Вольфганг Стейк-хауза. И вдруг меня осенило! Пока я не могу быть журналистом, но писать-то я могу! И есть о чём — Таня и девчонки спрашивают о Нью-Йорке то в What's Up, то в Скайпе. Наверняка найдутся люди в России, кому это тоже будет полезно. А я могу вести блог сразу на трёх языках — французский добавлю тоже, чтобы не закис. В том же Инстаграме!

Решено! Я стану блогером! И начнём с простого — с еды. Это всем интересно: рецепты, рестораны, кафешечки. Их тут — не перечесть! А потом, возможно, и что-то серьёзнее нащупаю.

Жизнь за океаном, не такая, как дома, от первого лица… — разве это не любопытно?

Ноги сами завели меня в Стейк-хауз, где мы обедали с Джеком. Я выбрала тот же столик во втором зале, обманывая себя ассоциацией, будто мой любимый мужчина рядом, и под чашечку чая погрузилась в мысли и Интернет. Видеоблогеры, инстаграмеры, твиттеристы и чёртова дюжина разновидностей независимых корреспондентов сегодняшнего дня вещали о разном и по-разному. Я сфотографировала чай и интерьер, запустила в Инстраграм. Главное — начать!

И вдруг из-за спины послышалось старческое:

Я обернулась с улыбкой и узнала экстравагантного старика — всё в том же жёлтом пиджаке, но в бабочке, разукрашенной в цвета американского флага и в красных джинсах. Седой и высушенный годами, старик, казалось, компенсировал яркостью одежд собственную блеклость.

— Роберт Фрост! — воскликнула я и привстала, чуть поклонившись и с почтением приложив ладонь к сердцу. — Здравствуйте!

— Доброго вам утра, юная леди! Отчего же вы сегодня в одиночестве?

— Мой жених на работе, а я предоставлена сама себе и размышлениям о смысле жизни, как это ни банально звучит.

— Отнюдь не банально, — прошамкал старик. И поклонился мне, так и не сев. — С моей стороны неучтиво не представиться. Уильям Баррел к вашим услугам.

— Александра Лозанина. — Сам вид и любезность старика располагали к реверансу.

— Вы позволите нарушить ваше уединение или это будет с моей стороны бестактным? — По серым, почти прозрачным глазам с красными сосудиками на желтоватых белках было видно, что ему очень хочется поболтать со мной.

Отчего бы и нет? Говорить о стихах намного приятнее, чем обмениваться колкостями с Меделин.

— Буду только рада, — просияла я.

Старик расшаркался и, отодвинув со скрежетом стул, присел напротив меня.

— Так на чём вы остановились, милая Александра? И называйте, пожалуйста, меня Уиллом. В мои девяносто уже можно и пофамильярничать. А если я задаю лишние вопросы, так и говорите: «Не ваше дело, мистер Уилл». Договорились?

— Договорились, мистер Уилл. Я остановилась на решении начать блог. Вы знаете, что такое блоги?

— Я — старая тележка, но не отстаю от жизни. Вы будете писать о стихах?

Я задумалась… стихи попросту не пришли мне в голову.

— Думала о более приземлённом — о собственном покорении Америки. Но ваша мысль мне очень нравится! Почему бы не украшать каждое сообщение четверостишьем? Кажется, это будет оригинально.

— Весьма. Как же случилось, что такая юная леди и уже покорительница?

— Я пока не покорительница, только мечтаю. Но не могу знать, что меня ждёт на самом деле, — проговорила я, вздыхая.

— Как сказал китайский бессмертный мудрец Хань Сян-Цзы, «нельзя дождаться того, что тебя ждёт. К этому надо идти», — заметил Уилл.

Мудро. И вдруг я, истосковавшаяся по нормальному разговору, не по Скайпу, а просто так, живьём, выложила нашу с Джеком историю. В целом, всё просто: начальник и подчинённая, служебный роман, которого я так боялась. Чего боишься, то и случается…

— Мудрое решение принял ваш босс, — заметил старик, складывая тонкие губы в улыбку, — будь мне тоже всего тридцать, и я бы променял Пикассо на искренность в таких волшебных глазах.

Рядом с чужим совсем стариком, говорящим вежливые комплименты и, кажется, очень меня понимающим, захотелось рассказать и про Меделин, и про то, чего я ужасно опасаюсь — что Джек под её давлением изменит решение. Потому что я не знаю, кто она ему.

Кто она — Меделин? Загадка. И где-то вдалеке, в уме, привычно вычленяющем плохое, прозвучало грозовое — любовница… Сердце сжалось, будто от удара, и по телу разлился ноющей горечью вкус ревности.

В телефоне звякнуло сообщение, и я увидела приглашение в друзья из Фейсбука. Протёрла глаза. Меделин Кроннен-Стоу?! Вот уж помяни дьявола…

* * *

Мой палец завис над сенсорным экраном. Принять? Нет?

Говорят: «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Ой, как не хочется! Но Джек популярно объяснил, что его бизнес зависит от этой пары пауков Кроннен-Стоу. Вряд ли мой любимый мужчина будет счастлив, если с трудом выстроенное им благосостояние развалится из-за меня. Что ж, придётся сохранять хорошую мину про плохой игре.

Подняла глаза на мистера Уилла. Он улыбался спокойно и беззаботно, почти как фигурка бирманского старичка для чайной церемонии, которого называют Сунь Лунь. И одной его улыбки хватило, чтобы решиться. Я ткнула на «Подтвердить», и тотчас пришло приглашение на очередной Ивент: Собрание Женского Клуба.

Боже! За что мне это?!

— Проблема решена? Или возникла новая? — спросил мистер Уилл.

— Кажется, меня хотят заполучить «Стэпфордские жены», — ответила я. — Пленить, поработить, пережевать и выплюнуть, если осмелюсь не гармонировать с их рационом.

— О, как интересно! И как же вы относитесь к такому приключению? — воскликнул мистер Уилл, потирая сухие ладони.

Уж точно не как к приключению…

— Кажется, я буду вынуждена присутствовать, — печально произнесла я. Свет стал не мил. Ноябрьское солнце обиделось и спряталось за небоскрёб, или за тучу. Всё мигом посерело.