Онлайн книга «Прощание с плейбоем»
|
После долгой паузы он продолжил: – Ведь парня того воскресить было невозможно. А деньги я предлагал. Вернее, его мать даже не открыла мне дверь. А с женой погибшего я имел беседу, – он горько усмехнулся, – я предложил ей деньги, а она плюнула мне в лицо, в прямом смысле плюнула. Понимаете, каково мне было?! – Я понимаю, каково ей. – Ну, да. А когда я уже уходил, она прокляла моего сына и пожелала ему гореть в аду. «Ее проклятие сбылось», – невольно подумала Мирослава. – Я был так зол тогда, что, если бы не дети… – Вы бы отомстили строптивице? – Не в этом дело. Вы не понимаете. Я же от всего сердца. А ей нужно было во что бы то ни стало, чтобы мой сын сидел. – Может быть, тогда он был бы жив, – невольно вырвалось у Мирославы. – Может быть, – неохотно согласился он. Потом добавил: – Так или иначе, моего Кости больше нет. – Не сочувствую. – Злая вы! Она пожала плечами. Он поднялся, дошел до двери и оглянулся: – У нас с Ксенией скоро появятся дети. – Я рада. – За Ксению или за меня? – уточнил он. – А разве вы не пара? – спросила детектив. – Пара. – Тогда делайте выводы сами. Он кивнул и, не прощаясь, покинул ее кабинет. Какое-то время Шиловский находился в приемной. Мирослава слышала ровный голос Миндаугаса и редкие реплики Шиловского. Наконец все стихло, и только звук шагов говорил о том, что Эдуард Бенедиктович покидает их дом, как надеялась Мирослава, навсегда. Потом открылись ворота, и тяжелый джип выехал наружу. – Фух, – совсем как кот Дон выдохнул Морис, заглянувший в ее кабинет. Мирослава вскочила с кресла и, напевая голосом пирата из мультфильма «Айболит», стала носиться по кабинету, цитируя стихи Корнея Чуковского: – «Как я рад! Как я рад!» – «Что я поеду в Ленинград!» – подпел ей Морис. Мирослава замерла на месте. – А действительно, почему бы нам не слетать в Петербург? – Я бы предпочел Петергоф, – сказал Морис, и добавил: – Родители возили меня туда в детстве. – Понравилось? – Еще бы! Такие величественные фонтаны! * * * На следующий день, вернее, вечер, едва Наполеонов перешагнул порог коттеджа, Мирослава бросилась ему навстречу: – Шура, ты должен мне помочь. – В чем? – Я получила гонорар от Шиловского. – Поздравляю. – Не с чем. Я хочу отдать эти деньги вдове погибшего Артема Солодовникова. – Так отдавай, я-то тут при чем? – пожал он плечами. – Шура! Как ты это себе представляешь?! – воскликнула Волгина. – Я прихожу к Марине и говорю ей: «Я помогла посадить вашу золовку за то, что она отомстила за гибель вашего мужа, а деньги за свою работу, как шубу с барского плеча, хочу пожаловать вам!» Так, что ли?! – Ничего не объясняй, просто отдай, – проворчал Наполеонов. – Не та это женщина, чтобы брать деньги от посторонних без объяснений. – Ты не посторонняя. – Ага, даже хуже, чем посторонняя! – Не преувеличивай! – Шура! – И что ты хочешь от меня?! – Ты, как представитель власти, пойдешь к Марине Солодовниковой, отдашь ей деньги и скажешь, что это помощь от государства на ее детей. – Не прокатит, – вздохнул он. – Почему? – Народ у нас, конечно, темный, но она же не совсем дурочка! Может у кого-то спросить, да и вообще поделиться с кем-нибудь, а ей объяснят, что такого не бывает. – Шура прав, – вмешался молчавший до этого Морис. – И что ты предлагаешь?! – Я думаю, что деньги нужно отдать под видом иностранной помощи. – Как это? – спросил Шура. – Ну, иностранцы так часто помогают нам… – Ага, – хмыкнул Наполеонов, – вам они, может, и помогают, а вот нам… – Вы хотите решить вопрос или нет? – спросил Морис. – Хотим, – за обоих ответила Мирослава. – Тогда можно придумать, например, помощь от фонда рабочих какого-нибудь иностранного города. – А они бывают? – Это не важно! – Действительно… * * * Через день Морис написал витиеватую бумагу на французском языке, поставил на нее несколько несуществующих печатей, и Наполеонов с Иннокентием Колосветовым, привлеченным к операции Морисом, отправились к Марине Солодовниковой. Мирославу и самого Мориса они, по известным причинам, решили не брать. Марина открыла им дверь сразу. – Спрашивать надо, кто звонит, – не удержался Наполеонов. – Извините, – смутилась Марина, – я думала соседка, она только вышла. – Мы к вам по важному делу, – заявил Наполеонов официальным тоном, – разрешите войти? – Да, конечно, проходите. Они прошли в зал и сели на диван возле небольшого стола. – Я привел к вам представителя французской ассоциации рабочих Марселя, – Наполеонов многозначительно кивнул на Иннокентия, – которая выделяет деньги семьям рабочих, погибших в результате несчастного случая, по всему миру. Марина удивленно посмотрела на Наполеонова. Потом перевела взгляд на Колосветова. – Я, я не понимаю… – Чего тут не понимать, – сказал Шура, – вот бумага, правда, она на французском языке, но это не важно. Вот деньги. – Он вытащил перетянутые резинкой пачки купюр. – Пересчитайте и распишитесь. – А… А почему представитель молчит? – почему-то шепотом спросила Марина. – Так француз. Ни бельмеса по-русски. – Да, я понимаю, – она облизала губы, – простите, но… – Гражданка Солодовникова, – рявкнул Наполеонов, – вы у нас не одна такая! Нам еще несколько адресов объехать сегодня надо. Мы, между прочим, на работе. – Простите… – Пересчитайте деньги и вот тут распишитесь. – Он подсунул ей бумагу, вложил в руки ручку, и она послушно поставила свою подпись. – Спасибо, – тихо произнесла она, почему-то глядя только на Колосветова. – Пожалуйста, – невольно сорвалось с его губ. Шура больно толкнул Иннокентия под ребра и, улыбаясь Марине, весело воскликнул: – Понаедут тут, выучат спасибо да пожалуйста, а я таскайся с ними, паши за них. Ни бельмеса по-русски. |