Онлайн книга «Чужие сны»
Кира представила себе, как Давыдов с сыном выходят из кабины на площадке восьмого этажа. При их появлении срабатывает датчик и загораются лампы. Давыдов торопится — датчик держит лампы включенными минуту, и если замешкаться, то остаешься в темноте, и приходится прыгать на месте и размахивать руками, чтобы датчик снова тебя «увидел». Вот Денис выуживает ключи из кармана куртки. Щелкают замки, дверь открывается, и они входят в квартиру. Давыдов включает свет в коридоре. Они раздеваются. Сейчас Давыдов пойдет в гостиную, а потом в кабинет. Он всегда включает свет в кабинете, чтобы потом не шарить там наугад. Это Кира легко вычитала в памяти Карины. Куда бы ни пошел Давыдов: в гостиную или в кабинет… Вот, черт! В кабинете зажглась лампа, но стало видно, что окно закрывает тяжелая штора. Кира перевела прицел на большое окно в гостиной и окно осветилось. Она опустила предохранительную планку, замедлила дыхание, палец лег на спусковой крючок. В прицельной сетке возник человек, но это был не Давыдов. Вернее, не старший Давыдов. Мишка — а это был он — поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза Кире. Она могла дать голову на отсечение, что он ее видит. Видит в темноте, через сотню с лишним метров и сумрак, их разделяющий. Он, ухмыляясь, поднял руки и задернул шторы одним плавным движением, как фокусник, закрывающий ширму, чтобы никто не рассмотрел то, что надо скрыть от чужих глаз. Кира прильнула к прицелу, стараясь хоть что-то разглядеть в контровом свете, но не увидела ничего, даже мелькания теней. Оскалилась, как рассерженная кошка, и разве что не зашипела. Давыдов упал на диван и выудил из щели между подушками пульт телевизора. — Мишка! — крикнул он. — Спасешь отца? — Спасу! — Сделай мне чай с бальзамом! — Папа, а печень? — Я не с коньяком прошу, сын! С бальзамом, в лечебных целях! — Хорошо, сделаю! Сколько бальзама? Ложечку? — Ложечка меня не спасет! Лей на два пальца в большую чашку! Мишка выглянул из дверей кухни: — Па! Ты синячишь! — Это я вчера синячил, — возразил Давыдов. — Сегодня я лечусь. — Ты подаешь мне плохой пример! — Ой! Ой! Ой! — скривился Давыдов. — Миш, мне еще работать, я для бодрости! Стало слышно, как шипит электрочайник, а Мишка снова возник в кухонных дверях. — Ты собираешься работать? — удивленно спросил он. Давыдов молча открыл лежащий перед ним ноутбук. — Отец! Ты — монстр! — сказал Мишка с восхищением. — Я должен придумать для нашей истории хороший конец, — объяснил Давыдов. — Я должен написать книгу, в которой все герои будут жить долго и счастливо. — Или умрут, но в один день, — продолжил фразу Мишка. Давыдов посмотрел на сына и улыбнулся: — Этого по возможности надо избегать. Нам не нужно, чтобы кто-то из нас умер, правда? История уже есть… Он запнулся и тут же поправился: — Почти есть. Я ее пишу. Надо написать быстро, а ты знаешь, я так не могу, не умею и не люблю. — Это тебе твой попутчик наплел? Про книгу с хорошим концом? Давыдов кивнул. — Он. — И ты поверил? Только честно? — Не знаю. Скорее — да, чем нет. Или не совсем. Но в его словах есть логика. Мир такой, каким мы его представляем — это правда. — А по поводу того, что ты в пиццерии рассказывал? Про демиургов? Давыдов замешкался, но ответил довольно быстро: — Скорее — нет, чем да. Слышишь? Чайник! — Так на два пальца налить? — переспросил сын. — Нет, нет… — испуганно сморщился Давыдов. — Ни в коем случае! На три! Он покрутил в руках пульт ТВ и нажал на кнопку включения. Экран ожил. Давыдов опустил глаза на экран ноутбука, стараясь не прислушиваться к трескотне новостей, но потом все-таки поднял голову и замер с приоткрытым ртом. На экране женщина в желтом платье протягивала ребенка навстречу камере, смотревшей на них сверху, а за ее спиной неслась к берегу огромная волна с задорными завитушками по гребню. Потом на экране возник Париж. Дымящаяся каменная гряда в океане. Вулкан, плюющийся огнем и пеплом. Какие-то зеленые горы, похожие на пирамиды. Подводные съемки — смутные силуэты в илистой мути. Снова горы, с которых что-то невидимое срезало вершины. Здание штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке, какие-то лица, военная форма, белые халаты, диаграммы, модели земного шара… Мелькавшие кадры напоминали нарезку из фильмов Эммериха. Давыдов очнулся, когда Мишка поставил на столик перед ним чашку с ароматным чаем. — Что, черт возьми, происходило в последние несколько дней, пока я не следил за новостями? Что это такое? Сын пожал плечами: — Никто не знает, папа. Но если тебе сказали, что твои книги спасут мир… Он потер нос тыльной стороной ладони и смешно сморщился, как делал в далеком детстве. — Я бы на твоем месте все-таки попробовал! Мир Зеро. Париж. Ноябрь Голова у Киры кружилась. Мир вокруг никак не попадал в резкость. Ощущения раздвоенности больше не было, была твердая уверенность, что ее сознание разорвали и разбросали по разным мирам. Она чувствовала на лице холодные капли парижского дождя, но ее руки в перчатках все еще сжимали ложе карабина на крыше дома в киевской Оболони. Она слышала уханье вертолетной турбины и отдаленный лай стаи бродячих собак, кормящихся на мусорниках за супермаркетом. Одновременно. Она Кира. Или Карина? Париж или Киев? Собраться. Привести себя в порядок. Отбросить лишнее и сосредоточится на реальности. Хотя что такое реальность, Кира уже плохо представляла. Ее нос уловил неприятную кислую вонь — запах грязной одежды, немытого тела и мочи — и Кира вздохнула с облегчением. Это Париж. Запах исходил от Котлетки, в одежду которой Кира уткнулась лицом, когда потеряла равновесие. В Киеве Давыдова провела не один час, а здесь, на площади у Лувра, не прошло и нескольких секунд. Что-то творилось со временем, это было очевидно. Раньше время текло одинаково, что в ее мире, что в Зеро — джамп на это никак не влиял. Но раньше и Касание было чистой теорией, а сейчас… Кира отстранилась от Котлетки, и тут ей в ухо горячо задышал Рич: |