Книга Все небеса Земли, страница 40. Автор книги Алексей Евтушенко

– Вот за что я люблю людей искусства, – произнёс Мигель весело, – так это за их абсолютно незамутнённое правовое сознание. Мы где в вирт нырять будем, чудило?

– Здесь, – сказал Конвей. – И что?

– А то, что Земля не лежит в юрисдикции КСПСС. Здесь свои законы. Это как с Ганимедом, например. Там дуэли запрещены, у нас разрешены.

– Ну да. Зато у них разрешена проституция, – ни с того ни с сего вспомнил блюзмен. – Я понял, можешь дальше не объяснять.

– Клёво у вас, ребятки, – сказала Ирина. – Хочешь подраться на дуэли – лети на Марс.

– А снять проститутку – на Ганимед, – продолжила Марина. – Подумаешь, каких-то восемьсот миллионов километров. Охота пуще неволи.

– Это от нас восемьсот, сестра, – сказала Ирина. – С Марса ближе будет. Не то чтобы так уж намного, но всё-таки.

– Но это в среднем, – возразила Марина. – Не забывай, что планеты вращаются вокруг Солнца, и может случиться так, что тебе захотелось проститутку, а Юпитер с Ганимедом расположены крайне неудачно, по другую сторону от Солнца. И что делать?

– Мне захотелось проститутку?

– Тебе – в смысле ему, – пояснила Марина. – Или даже им. Условным жителям Марса мужского пола. Хотя… Мальчики, – спросила она, невинно хлопая глазами, – а как у вас обстоят дела с лесбийской любовью?

Нэйтелла и Христиан с явным интересом слушали этот занимательный диалог.

– Девушки, хватит, а? – попросил Мигель.

– Дернул меня чёрт за язык, – вздохнул Конвей. – Признаю свою ошибку.

– Машка, ты ему не дала, что ли, вчера? – спросила Ирина у сестры.

– Вот ещё, – ответила та. – Не заслужил.

– Тогда понятно, – сказала Ирина. – Бедный Конвей. Тут не то что на Ганимед – на Рею отправишься. Скажите, мальчики, а на Рее проституция разрешена?

Конвей неожиданно густо покраснел до корней своих рыжих волос, и Мигель подумал, что впервые видит такое зрелище и надо бы как-то выруливать из создавшегося положения, заигрались девчонки.

Хорошо бы удачно пошутить. Но, как назло, в голову не приходило ни одной достойной шутки.

Выручил неожиданно Христиан.

– Вот! – провозгласил он торжественно. – Сексуальная неудовлетворённость – один из важнейших и мощнейших факторов, на котором зиждется вирт! Несмотря на все изменения, которые произошли с человечеством за последние сто лет, люди по-прежнему жаждут секса. И вирт предоставляет им возможность в полной мере удовлетворить эту жажду. В вирте могут быть реализованы любые, самые тайные ваши фантазии и, самое главное, для этого не требуется никаких усилий, как в реальной жизни. Не нужно искать встреч, знакомиться, дарить подарки, поражать воображение, демонстрировать свои лучшие качества. Не нужно кокетничать и всячески завлекать. Нужно только лечь в вирт-капсулу, выбрать сценарий и – добро пожаловать в иной прекрасный мир! Здесь, – он повёл рукой вокруг, – в Семи Башнях, в вирт-капсулах лежат прямо сейчас около четырёх с половиной миллионов человек. Из них порядка восьмидесяти двух процентов путешествуют по мирам, в которых на первое место поставлен секс. В том или ином виде.

– Сколько миллионов? – не поверил своим ушам Мигель.

– Четыре с половиной, – повторил Христиан. – И это не предел. Башни рассчитаны на шесть.

– Охренеть, – сказал Конвей.

– К слову, выбор общей темы путешествия и конкретного сценария абсолютно конфиденциальный и не подлежит разглашению третьим лицам.

– За исключением меня, – вставила Нэйтелла. – Но я никому не скажу. Это не в моих интересах.

– А в этом зале? – спросил Мигель. – Кто находится здесь?

– Создатели. Творцы. Сценаристы, художники, кодировщики высшего класса. Виртуальщики, одним словом. Это, – он показал рукой на закрытые яйцеобразные зеркальные устройства, стоящие рядами по всему залу, – рабочие камеры. Садишься, подключаешься и творишь вирт. Вам не подойдут, тут специальные навыки требуются, это для профи.

– Мы и не претендуем, – сказал Мигель.

– Но в обычную пользовательскую вирт-капсулу – пожалуйста, – сказал Христиан. – Любая тема и на любой срок.

– Как это – на любой? – спросил Конвей.

– На любой в пределах года. Потом нужно делать перерыв и прогуливать тело в реальности хотя бы неделю. Иначе возможны необратимые последствия.

– Например?

– Сознание не сможет вернуться в тело и навсегда останется в вирте.

– А тело?

– Тело будет жить некоторое время. Ещё год примерно. При условии, что его будут кормить и вообще следить за ним. Потом умрёт в любом случае.

– Даже если подсадить в него другое сознание?

– Выяснилось, что это невозможно. Точнее, возможно, но только на короткое время. Потом тело начинает сопротивляться и происходит одно из двух: либо до неузнаваемости меняется сознание, что можно обозначить как сумасшествие, либо тело, опять же, скоропостижно умирает.

Мигель повернулся и красноречивым взглядом окинул Нэйтеллу с головы до пят.

– Моё тело не в счёт, – пояснила та. – Оно хоть и живое, но всё-таки искусственное.

– И срок службы у него ограничен, – закончил Мигель.

– Да, – сказала Нэйтелла.

– Но это же… – блюзмен задумался, подбирая слова.

– Это бессмертие, – ответила за Христиана Нэйтелла. – Это, по сути, то самое бессмертие, о котором всегда мечтали вы, люди. Вечная жизнь.

– Это суррогат вечной жизни, – покачала головой Ирина. – Настоящую вечную жизнь дарует только Господь, – она перекрестилась. – Прости и помилуй их, Господи, ибо не ведают, что творят.

Марина перекрестилась вслед за сестрой.

Мигель и Конвей подумали и сделали то же самое.

Христиан едва заметно поморщился. Нэйтелла дипломатично улыбнулась.

– Старый и бессмысленный спор, – скучным голосом произнёс Христиан. – Сотни и сотни миллионов людей, чьи сознания уже безвозвратно живут в вирте, не согласятся с вами категорически. Для них вирт – это и есть самая настоящая вечная жизнь. Без всякого бога. Хоть с маленькой, хоть с заглавной буквы.

– Вы хотите сказать, что умирающие люди здесь, на Земле, перед смертью уходят добровольно в вирт и продолжают… э-э… находиться там после того, как их тело прекращает всякую жизнедеятельность? – догадался Мигель.

– Именно, – сказал Христиан. – И таковых на сегодня уже почти сорок процентов, – он замер, будто сверяясь с чем-то. – Тридцать семь и сорок две сотых, если быть точным.

«С нейроплантатом ходит, – догадался Мигель. – Возможно, не одним. Свободный человек свободной Земли, могучий и независимый ум, чего там».

– О как, – сказал Конвей. – Тридцать семь и сорок две сотых. Значит, всё-таки не все окончательно сошли с ума. Есть шанс.