Книга Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол, страница 98 – Федор Раззаков

— Что это такое? — спросил у чекистов Ибраев, и в его голосе впервые за все это время послышались нотки беспокойства.

— Почему вы так испугались? — удивился Литовченко. — Вы же сами говорите, что ни в чем не виноваты, значит, должны быть спокойны. Или вы все-таки хотите нам что-то рассказать?

— Я уже неоднократно говорил вам, что мне ничего неизвестно, — взял себя в руки Ибраев.

— Тогда вам нечего бояться, Шухрат Тураевич, — улыбнулся Литовченко. — Прошу вас, пересядьте, пожалуйста, сюда.

И чекист указал рукой на медицинское кресло, которое оказалось слева от Ибраева. Но тот колебался, не решаясь последовать этому приказу.

— У вас еще есть шанс рассказать нам правду, не сходя со своего места, — вновь повторил свою просьбу Литовченко.

Эта фраза решила исход дела — Ибраев пересел в медицинское кресло. После этого врач попросил его положить обе руки на подлокотники и защелкнул на них специальные ремни. Точно так же он поступил и с ногами Ибраева. Затем врач измерил пульс на руке у пациента и кивнул головой Литовченко — дескать, все нормально. После чего принял от своего коллеги шприц, наполненный какой-то бесцветной жидкостью, и встал справа от Ибраева.

— В последний раз предлагаю вам, Шухрат Тураевич, рассказать нам об интересующем нас человеке, — вновь обратился к Ибраеву Литовченко.

Но тот в ответ отвел взгляд в сторону. И чекист кивнул врачу, чтобы тот начинал. Поскольку пациент был в рубашке с короткими рукавами, это облегчило эскулапу его действия — он воткнул иглу в периферическую вену пациента у локтевого сгиба. После чего стал осторожно вводить препарат. Сделав дело, врач вытащил из вены шприц и, обработав ранку ватным тампоном с раствором, отошел в сторону. А спустя несколько секунд взгляд Ибраева начал затуманиваться, рот приоткрылся. Литовченко подвинул к нему стул и, усевшись на него, начал задавать один вопрос за другим:

— Как вас зовут?

— Шухрат Ибраев, — без запинки ответил допрашиваемый.

— Сколько вам лет?

— Сорок четыре.

— У вас есть жена?

— Да.

— Как ее зовут?

— Гульнара.

— А есть ли у вас друг по имени Джура?

— Есть.

— Это его настоящее имя?

— Нет, это его прозвище.

— Назовите его подлинное имя.

— Я знаю его только как Джуру.

— Может, вы знаете его фамилию?

— Не знаю.

— Где он работает?

— На площади.

— На какой площади?

— Просто на площади.

— Может, это площадь Дзержинского? Или Старая площадь? Смоленская? Какая?

— Просто на площади.

Литовченко бросил взгляд на своего напарника Антона Котова, который стоял поблизости и внимательно следил за происходящим. В его ответном взгляде читалось, что допрос движется в правильном направлении — круг поисков чекистов теперь однозначно мог сузиться с пяти объектов до трех, поскольку только центральные здания КГБ, ЦК КПСС и МИД были расположены на городских площадях.

— Может вы знаете его должность? — продолжил допрос Литовченко.

— Не знаю. Но он среди нас.

— Как среди нас? Что это значит? Он что, сотрудник КГБ?

— Может быть — я не знаю.

— Вы знаете, где живет Джура?

— Нет, я никогда не был у него дома.

— Может, вы знаете район, где он живет?

— Не знаю.

— Как давно вы знакомы с Джурой?

— Два года.

— Кто вас познакомил — Рашидов?

— Нет, Джура сам на меня вышел, позвонив по домашнему телефону.

— Как он выглядит?

— Он вашего возраста. Но он меняется.

— Изменяет внешность?

— Наверное.

— Может, у него есть какие-то особые приметы — шрамы на лице, наколки на руках?

Однако на этот вопрос ответа не последовало. Вместо этого Ибраев внезапно напрягся и попытался встать с кресла. Но скованный по рукам и ногам, не смог этого сделать и после нескольких безуспешных попыток освободиться, вдруг обмяк и стал… плакать. Литовченко с удивлением взглянул на врача. Тот подошел к Ибраеву и, измерив ему пульс, сообщил:

— У вас есть еще пять-десять минут, после чего действие препарата начнет ослабевать.

Как только врач отошел от Ибраева, Литовченко возобновил допрос, повторив последний вопрос:

— У Джуры есть какие-то особые приметы?

— Нет, он обыкновенный человек.

— Может, у него есть какие-то увлечения?

— Он любит футбол.

— За какую команду болеет?

— За «Спартак» и «Пахтакор».

— Почему за «Пахтакор» — он что узбек?

— Да, он наш.

— Значит, он узбек по паспорту?

— Нет, он русский, но узбек.

— Как это возможно — где он родился?

В этот момент с Ибраевым снова произошла та же история, что и несколько минут назад — он сделал попытку вырваться из пут, а когда это не удалось, обмяк и стал плакать. Подождав, когда он успокоится, Литовченко возобновил допрос:

— Откуда родом Джура?

— Из России. Но он наш.

— Кто-то из его родителей узбек?

— Не уверен — кажется, отец. У него два отца. Я не знаю точно.

— Хорошо, успокойтесь. Как вы встречаетесь с Джурой?

— Он сам на меня выходит — обычно звонит по телефону.

— Домашнему?

— Да, и служебному.

— Это часто происходит.

— Нет, редко.

— А кроме вас у него в Москве есть друзья?

— Есть, но я их не знаю.

— Когда вы встречались с ним в последний раз?

— Шестнадцатого.

— В ресторане?

— Да.

— Вы знаете, о чем они говорили с Рашидовым?

— Я не присутствовал.

— Что было после их встречи?

— Джура попросил меня слетать в Ригу.

— Зачем?

— Встретиться с академиком Матвеем Шмаруком. Джура хотел передать ему доклад, чтобы он выступил с ним в Берне.

— Что за доклад?

— О переброске сибирских рек в Среднюю Азию.

— Что вы ему ответили?

— Я не смог ему помочь.

И Ибраев снова заплакал, но в этот раз уже без попытки освободиться от пут. Было видно, что он уже основательно измочален этим допросом и держится из последних сил. Однако Литовченко надо было задать ему еще несколько важных вопросов.