Онлайн книга «Ведьмина доля»
Зато девочка расставанием не расстроена нисколько. Не все у них гладко в отношениях-то. Наконец Алла встала, натянуто улыбнулась и вышла из кафе. А мы с Зойкой нерешительно посмотрели друг на друга. Ситуация, да. Ребенок после ночи в поезде, в огромном городе, наедине с малознакомой и явно подозрительной теткой. А малознакомая и явно подозрительная тетка уже третью неделю спит по четыре часа и плохо соображает, что делать дальше. Ах, да, Верховной позвонить надобно. — Пойдем? — я протянула руку, а Зойка посмотрела на меня эдак… выразительно и свысока. Разумеется, мы же взрослые, чтоб за ручку-то ходить… — Вокзал — место шумное, людное и небезопасное, а город — огромный и незнакомый, — сообщила я дружелюбно. Она кивнула, соглашаясь, и на выходе из кафе взяла меня за руку. Ладошка — влажная, холодная, а пульс бешеный. — Да ладно, не такая уж я страшная. — Вы тоже мне не верите, — спокойно, констатируя привычное. Я решила пройти пару остановок пешком. Чем ехать с пересадками, лучше прогуляться до «прямой» маршрутки. Да и погода чудная: синее небо, яркое солнце, терпкий ветер. Ускользающее тепло сибирского сентября. — Почему же, верю, — я остановилась на перекрестке на сигнал светофора. — Такую стену ребенку не поставить, а значит, кто-то тебе помог. До тринадцатилетия и выбора сферы мы ничего создать не можем, ты в курсе? Молчит. — И не выкай. «Ты» и по имени. Не такая уж я старая. — А сколько вам… тебе лет? — смотрит застенчиво. — А вот… — я таинственно улыбнулась. У ведьм Круга нет понятия возраста. Мы не праздновали дни рождения и не знали, сколько лет коллегам. И никакой возрастной дискриминации. В Кругу ты просто ведьма. И, как говорила мама, глядя в зеркало, мы пожизненно двадцатипятилетние. А возраст души и силы никого не интересовал. По пути я купила Жорику свежие газеты и журналы с кроссвордами. К технике дух относился с предубеждением, заявляя «Картинки врут!», а читать любил. В маршрутке Зойка сразу же уснула, а я всю дорогу пыталась дозвониться до тети Фисы, но абонент был недоступен. И по приезду, волоча сонную девочку на буксире, я с пятой попытки, через ужасные помехи в связи, прорвалась к Томке. Она правая рука Верховной, как-никак. — Том, привет. Не знаешь, где тетя? За городом? — я удивилась. — По какому делу? Не знаешь? Сейчас к ней летишь? — удивилась еще больше. Обычно Томка знала все. — Ладно, расскажешь… Передай, что у меня к ней срочное дело. Да, очень срочное. Потом объясню. Ага, пока. «Дело» в это время чутко навострило уши, по-прежнему изображая сонную муху. Бедное создание. Дома все прошло на удивление гладко. Кирюша на радостях привычно уронил челюсть и, кланяясь и приседая, едва не рассыпался на запчасти. Жорик, смущенно теребя полу старой сорочки, попенял мне, что не предупредила о гостях, и повел гостью показывать «свои» хоромы. На наивно-сочувствующий вопрос «За что тебя так?..» лишь поправил удавку-«галстук», покраснел и охотно уступил «свой» диван. Зойка, ни разу не испугавшись домашней нежити, оттаяла и заулыбалась. Будто нежить и нечисть ей ближе людей. И в этом я ее понимаю. — А почему «Кирюша»? — В школе так назвали. Руки мой, и за обедом расскажу. Борщ еще «жив», котлеты вроде тоже… Томка не звонила, тетя не объявлялась. Зойка клевала носом, и я вместе с ней. И после обеда поняла, что никуда не пойду. Вернее, пойду, но не «куда-то», по архивным или гадальным делам, а в постель. По прямой — до подушки, и гори все синим пламенем. Иначе вечером от меня толку будет ноль. — Уль, она странная, — увязался за мной Жорик. — А кто из нас не без греха? — отозвалась я, расправляя одеяло. — Нэ, нэ смыслишь, — Жорик тактично отвернулся, пока я переодевалась в пижаму. — Она… не просто странная. Она и тебя постраньше. — Чудно, — я закуталась в одеяло. — Разбуди меня часа в четыре, ладно? Нет, в пять… Короче, к шести я должна быть на ногах. В восемь у меня встреча. — Добре, — кивнул дух и снова взялся за свое: — Нэ, Уль, ну нутром же чую… …кажется, он так и гундел, сидя на краешке постели, пока я спала… — …а еще шо — она сидит и повторяет «Сбегу, сбегу! Как только ночь…» Я зевнула. — О, а уже пять, — спохватился Жорик. Моргнула и не заметила… Я сладко потянулась, просыпаясь. — Ничего не поняла, да? — упрекнул призрак. — Разберусь, не маленькая, — отмахнулась беззаботно. Ни Верховная, ни Томка признаков жизни не подавали. Я умылась, выгнала Жорика на кухню чай греть, оделась и осторожно заглянула в гостиную. Зойка тоже проснулась. Причем давно. На стеллаже передвинуты книги и безделушки, из ящика комода выглядывает маленький розовый носок, на ковре — пульт от телевизора и горка колечек для плетения. Зойка же сидела на одеяле, обняв коленки, и смотрела перед собой. Ну, раз рюкзак разобрала — не драпанет на поиски тети. А может, глаза отводит. Я кашлянула. Она глянула на меня искоса и завернулась в одеяло. — Мне по делам надо… Ответственность немедля завопила «не смей подвергать ребенка опасности!», а Совесть — «не смей бросать одну!». Я в таких случаях всегда прислушивалась ко второму ощущению. Будь первое правильным, второе бы не появилось. — …хочешь со мной? Зойка недоверчиво подняла светлые брови. Я ободряюще улыбнулась: — Ну? Считаю до пяти. Нет — останешься дома, да — познакомишься с новой нечистью. Ее с постели как ветром сдуло. Живо полезла в комод за одеждой, сверкая желтыми труселями. — Но сначала — ужин. И в душ не забудь. С поезда все-таки. …а еще я не успела ничего убрать. У меня ж и в спальне, и на верхних полках стеллажа — амулетов и зелий горы, и не дай бог доберется… — Жор? — Ау? — Как только мы уйдем, собери в гостиной все колдовское — и под мою кровать, — попросила шепотом, быстро делая бутерброды. — Понял. А ведешь зря. — Может, и зря, — согласилась, вытирая стол. — Но одну дома оставлять не хочу. Мало ли… — Что значит, «одну»? — обиделся призрак. — А я? А Кирюша? А мы?.. — Жор, все, решено. На тебе — амулеты. Договорились? Он надулся, но кивнул. Зойка примчалась одетая, с курткой под мышкой, и села за стол. Глазищи так и сверкают. Да, у всех есть слабые места. — А что за нечисть? А как ты с ней работаешь? — Всякая нечисть, — я налила ей чаю. — В городе живет порядка пяти тысяч… личностей различных… национальностей. Капля в море. В двухмиллионном городе им легче затеряться и наладить быт, чем в деревушке, где все всё знают. Те, кто может обернуться человеком, живут большими семьями или общинами. А кому легче в родном облике… где придется. |