Онлайн книга «Оцепенение»
Может, у Юнаса была тяжелая ночь из тех, что заканчиваются уколом в задницу. Я заставляю себя отвести взгляд от Ракель и иду к книжному шкафу. Ключ на том же месте – рядом с книгой о маяках. Я вставляю его в скважину, и дверь бесшумно открывается. Сюда солнце еще не заглядывало, и в кабинете царит приятная прохлада. Пахнет пылью и кожей от кресла. Присаживаюсь на корточки перед синей сумкой и достаю джинсы, футболку, рубашку и конверт с паспортом и кредиткой. Застегиваю молнию и проверяю, не видно ли, что ее открывали. Нет. Снаружи она выглядит как обычно. Я запираю кабинет и возвращаю ключ на место. Одежду и конверт кладу в рюкзак рядом с бутылочками «Фентанила». Проверяю остальные вещи: мобильный, зарядку, ключи. Провожу пальцем по брелку на ключах – подарку матери. С кольца из нержавеющей стали свисают миниатюрная книжка и пластиковая рыбка. Идиотский религиозный подарок, которым община пыталась приманить подростков. Пора валить. По окончании работы я встречаюсь с матерью в гавани. Сюда я больше не вернусь. Денег Игоря хватит надолго. А с паспортом я могу даже уехать за границу. Проблема решена. Приняв душ, я спускаюсь на кухню. Пахнет блинчиками. У меня сразу просыпается зверский аппетит, но вместе с ним и щемящее чувство вины. Бедняжка Ракель. Печет мне блинчики, хотя не обязана. Она заслуживает большего, чем такого типа, как я, который обворует ее и бросит одну вместе с овощем. Сглатываю ком в горле. Ты ничтожество. Ты ни на что не способен. И собираешься нагадить единственному человеку, который подал тебе руку помощи. – С праздником! Я напекла блинчиков. Надеюсь, ты голоден! – улыбается Ракель и кладет в рот кусочек блина. На ней кухонный фартук, в котором она напоминает мне маму. Она тоже в детстве пекла мне блинчики на завтрак, и у нее тоже был похожий фартук. Я присаживаюсь за стол и наливаю себе сока. Ракель ставит на стол передо мной тарелку румяных блинов. – Приятного аппетита. – Спасибо, – выжимаю я из себя, чуть не рыдая. – Мне нужно в магазин, – сообщает она, снимая фартук и вешая на крючок рядом с плитой. – Присмотришь за Юнасом? – Конечно, – отвечаю я, немного успокоившись. Я – хороший, говорю я себе. Я такой же, как все. Я попал в неприятности и делаю все, что в моих силах, чтобы из них выбраться. У меня не было другого выбора. Зомби-Юнас неподвижно лежит в постели. Слабый запах мочи, пронизывавший душный воздух комнаты, смешивается с ароматом красной розы. Она одиноко стоит на столе, прямая, как восклицательный знак. Я наклоняюсь ближе, чтобы внимательно рассмотреть его лицо. Ноздря, из которой торчит трубка, вся красная и воспаленная. Местами кожа облезла до мяса. Губы еще суше, чем раньше, и все в трещинах. – Привет, – здороваюсь я и тянусь за бальзамом. Аккуратно смазываю Юнасу губы. Он никак не реагирует, но из уголка рта стекает тонкая струйка слюны. Я бережно вытираю ему лицо салфеткой и кладу ее рядом с вазой. Потом беру крем для рук и начинаю смазывать холодные тонкие пальцы. – Что скажешь? Дочитаем тот стих? Он, разумеется, не отвечает, но мне любопытно, что там произойдет со львом, ягненком и раненым голубем, мечтавшим вернуть крылья. Я вытаскиваю листы, спрятанные под матрасом, сажусь в кресло и начинаю читать. Ты был голубкой, я – ягненком, Лев тебя предупреждал, Рычал, чтобы ты остановился, Но зубы были такими острыми, А когти такими длинными, Что он порвал твое тело, Когда пытался тебя поймать. Голубки больше не было. Я выплакал море слез И лег умирать На мягкую траву горя. Но снова появился лев, И в своей пасти Он нес невинного голубя… Я опускаю лист на колени. Стихотворение продолжается на обратной стороне, но мне больше не хочется читать. Что-то в этом тексте меня отталкивает. Это стихотворение – плод больного воображения. И не просто больного, а помешавшегося на Библии. Потому что я-то точно знаю, что все это значит, не зря же я столько времени провел в компании придурков из маминого библейского кружка. Смотрю на текст. Перечитываю последние строки. Но снова появился лев, И в своей пасти Он нес невинного голубя… От этого стихотворения у меня волосы встают дыбом. Но я не могу объяснить почему. Что-то в моем подсознании шевелится, как огромное черное чудовище в глубине, но не спешит выплыть наружу, хоть я и настойчиво зову его. Я складываю листы со стихотворением, сую в задний карман джинсов и смотрю на Зомби-Юнаса. Его тело сотрясается от дрожи. Кулаки судорожно сжаты. Черт! Он же не думает отбросить коньки в мою смену? Но через секунду кулаки разжимаются, и он успокаивается. На губах появилась белая пена, какая бывает вокруг морских скал в сильный ветер. Я тянусь за салфеткой и вытираю ему губы. Мне не по себе. – Я должен уехать, – говорю я. – Прости. Ничего личного. Просто пора валить. Подумав, добавляю: – Надеюсь, ты скоро поправишься. Больше я не знаю, что сказать, как объяснить, почему я должен сделать то, что должен. Я просто сижу в кресле и тяну время. Хлопок двери говорит о том, что Ракель вернулась. Я слышу, как она убирает продукты в холодильник и проходит в свою комнату. Подождав еще полчасика, решаю, что пора. Беру руку Юнаса и осторожно пожимаю, не хочу, чтобы у него остались синяки. – Пока. Выздоравливай. Он не реагирует. Иду в прихожую и стучусь к Ракель. – Входи! – кричит она. Приоткрыв дверь, вижу ее за столом с включенным ноутбуком. Она чертовски много работает. Ракель снимает очки, опирается локтем о стол и смотрит на меня: – Все в порядке? Я киваю. – Он спит. Мне нужно съездить прикупить пару вещей. – Хорошо, – говорит она. – Можешь купить мне велосипедный замок на заправке, если будешь проезжать мимо? |