Онлайн книга «Сказать по правде»
Несмотря на то, что мы поссорились, я не предполагала, что Эль способна так обо мне думать. Я замираю в дверях, и этого оказывается достаточно, чтобы с одним последним испепеляющим взглядом она прошла в класс. Взяв себя в руки, я иду следом. Последнее слово за ней не останется. Но прежде чем я успеваю ответить, раздается звонок, останавливая меня на полпути к Эль. Стиснув зубы, я отступаю на свое место, пока Ковальски выходит к доске. – Я хочу обсудить финал пьесы, – говорит она. – А именно, финальный монолог Катарины. Полагаю, что у многих из вас эта речь вызвала бурные чувства, – ее взгляд падает на Эль, – и ради разнообразия я предлагаю вам разбиться на пары и обсудить свои мысли, прежде чем вернуться к общей беседе. Я вскидываю руку, не дожидаясь, пока Ковальски меня вызовет. – Мы с Эль хотим быть партнерами, – без колебаний говорю я, краем глаза замечая, как Эль поднимает брови. – Ладно, Кэмерон, – удивленно говорит Ковальски. – Остальные могут выбрать себе партнера, не информируя весь класс. Раздаются смешки, но я не забочусь о том, чтобы устыдиться. Идеально. Эль либо слишком растеряна, чтобы протестовать, либо не хочет объясняться с Ковальски. Я собираю вещи и перебираюсь на соседнюю от нее парту. Она упорно не поворачивает ко мне напряженного и яростного лица. Не отступая, я смотрю прямо на нее, доставая свой том «Укрощения строптивой». Я собираюсь заговорить, но Эль меня опережает. – Анна, – окликает она, – нас нечетное количество в классе. Иди работать с нами! Я моргаю и оборачиваюсь к Анне Льюис, которая стоит в одиночестве у доски, пока все остальные расходятся по парам. И не могу не заметить, что Пейдж и Эндрю сидят вместе в уголке. Анна присоединяется к нам; очевидно, она понимает, что вляпалась во что-то неприятное, но не хочет навлекать на себя гнев Эль отказом. – Ну, вот, – говорит она высоким голосом, явно торопясь начать дискуссию. – Мне кажется, финальная речь Катарины – это полный ужас. Она говорит, что муж – твой правитель, как король, и ты должна посвятить всю жизнь тому, чтобы… – она листает книгу в поисках строчки, – «склонять голову к ногам мужа». – Только представь, – немедленно говорит Эль приглушенным голосом, – чтобы женщина шла на такое унижение, лишь бы угодить парню. Я прикусываю язык. Эль не понимает, о чем говорит. То, что я сделала с Бренданом, – с Бренданом, а не для Брендана, – не имело ничего общего с унижением. Я зарываюсь в книгу. Сосредоточиться на словах – единственный способ пережить урок без скандала. Нельзя сказать, что Анна не права. Финальный монолог чудовищен. «Смотреть на вашу глупость стыдно мне, – перечитываю я. – Воюете? Молили бы о мире!» Я кривлюсь. – Ага, – быстро отвечает Анна, явно стремясь не отходить от Шекспира. – Только я не понимаю, почему Катарина совсем отказывается от себя. Ну ведь Петруччио не так уж хорош. Честно говоря, он тот еще гад. – Потому что он над ней измывается и лишает сна! – Яростный взгляд Эль впивается в Анну, которая заметно вздрагивает. – Он ее запугивает, и она начинает слушаться. «И злая женщина в сердцах – источник мутный, нечистый, тинистый и неприглядный». Я продолжаю читать, и пульс учащается от гнева. Не знаю, то ли от потребности противоречить Эль, то ли еще почему, но у меня вырывается резкое: «Нет». Эль переводит на меня ядовитый взгляд. Я продолжаю: – Нет. Дело не только в том, что Петруччио запугал Катарину. Эта речь кажется тебе словами запуганной женщины? Возможно, все и началось с физического насилия, но со временем Петруччио больше не нужно было запугивать ее. Потому что он заставил ее запугивать саму себя. Внушил ей веру в то, что альтернативы беспомощности и послушанию не существует. – Я указываю на строки, которые читала. «Теперь я вижу, что оружье наше – соломинка, что слабы мы безмерно». – Ее научили, что с ней так обращаются, потому что так устроен мир и ничего нельзя сделать, чтобы это изменить. Эль наконец смотрит на меня, и… невероятно, но мои мысли занимает уже не наша ссора. Они слишком быстро скачут, чтобы сосредоточиться. Эль снова поворачивается к Анне и продолжает дискуссию. Я считала, что контролирую ситуацию, когда решила «укротить» себя. Но что, если это не так? Эндрю – хороший парень, и он мне дорог. Он – не Петруччио, и я – не Катарина, которая жертвует собственной волей ради мужчины, которого презирает. Меня никогда не морили голодом и не запирали. Но я и сама не заметила, как его слова пробрались в голову и убедили меня, будто я должна что-то доказывать. Я считала, что делаю себя лучше, в надежде получить то, что хочу сама. Но труднее всего избавиться от того контроля, про присутствие которого не знаешь. Но теперь я знаю. Со списком покончено. С «укрощением» тоже. Голос Ковальски вырывает меня из размышлений: – Все могут вернуться на свои места, и мы обсудим пьесу вместе. Анна чуть не сбивается с ног от желания уйти подальше. Я встаю и смотрю на Эль сверху вниз. – Знаешь, – говорю я тихо, – я поцеловала Брендана не ради Эндрю. Я поцеловала Брендана, потому что он мне нравится. Эль моргает, но ничего не отвечает, и я возвращаюсь за свою парту. * * * После звонка на обед я не утруждаюсь тем, чтобы пойти за наш обычный стол. И, конечно, не хочу идти в класс робототехники – я еще не готова видеться с Бренданом после вчерашнего. Вместо этого я перехватываю Пейдж в дверях класса. – Слушай, можно сегодня пообедать с вами? – Эм, – Пейдж недоуменно косится на меня, – да, конечно. Мы идем по коридорам. Если Пейдж и замечает взгляды и подавленные смешки в мою сторону, то не реагирует. Наверное, она к ним привыкла. Но когда мы входим в столовую, она осторожно начинает: – Ты… хочешь поговорить о том, что у вас случилось с Эль? – Не особо, – тихо говорю я. Пейдж кивает. Мы встаем в очередь за едой за Грантом и Ханной. Они явно решили проинформировать весь мир о новом статусе своих отношений и ведут себя в очереди так, словно это парковка поздним вечером. Не могут держать руки при себе. Грант шепчет что-то Ханне на ухо, она хихикает и краснеет. Пейдж посылает мне ироничный взгляд. Я заставляю себя сочувственно пожать плечами в ответ. Хотела бы я радоваться за Гранта и Ханну. Нет, я и радуюсь. Вот только, глядя на них, не могу не бояться, что у меня никогда не будет таких отношений. Что я недостаточно хороша для этого. Нынешнее положение дел не внушают оптимизма. Вероятно, Пейдж замечает выражение моего лица, потому что оборачивается к Ханне: – Слушайте, вы что, не можете пойти перепихнуться в кладовке для инструментов, как все нормальные люди? |