Онлайн книга «Костяные часы»
– Да, Осьминожек, твои брачные игры по-прежнему оставляют желать лучшего, – раздается знакомый голос с валлийским акцентом. Гвин. Мы с Гэри вздрагиваем от неожиданности. – Такое, с позволения сказать, ухаживание больше похоже на вооруженный грабеж. – Мы тут… мы… Да мы просто беседуем! – мямлит Гэри и направляется к комнате отдыха. – Противный, но в общем не опасный. – Гвин смотрит ему вслед. – Как язвочки во рту. Он пристает ко всем особам женского пола, за исключением Сабы. Нет, очень унизительно, когда тебя спасают. – Да ладно, я бы и сама с ним справилась, – заявляю я. – Ни капли в этом не сомневаюсь! – с чрезмерной искренностью произносит Гвин. Подначивает, что ли? – Я вполне способна сама себя защитить! – До чего же ты мне напоминаешь… меня, Холли! Ну и как на это ответишь? Из комнаты отдыха доносятся Squeeze – «Up the Junction» [14]. – Смотри-ка, наш Осьминожек сигареты обронил. – Гвин поднимает пачку, швыряет мне. – Хочешь – верни ему, а хочешь, оставь себе, в качестве компенсации за моральный ущерб. В общем, как знаешь. Ага, представляю, что Гэри обо всем расскажет. – Он же теперь меня возненавидит! – Да он сам до смерти боится, что ты всем растрезвонишь, какой он мудак. Когда таким, как Гэри, дают от ворот поворот, они чувствуют себя жалкими карликами, а уж их хваленое мужское достоинство съеживается так, что без микроскопа не найдешь. Кстати, я тут для тебя у миссис Харти выпросила спальный мешок. Не знаю уж, сколько у него было прежних хозяев, но, слава богу, его выстирали, так что пятна не липкие. В нашем сарае по ночам холодно. В общем, я ложусь, а если усну до твоего прихода, то приятных тебе снов. Побудка в половине шестого. 2 июля
Месячные запаздывают всего на несколько дней, так что вряд ли я беременна, но откуда же тогда живот и эта третья сиська, вся в голубых прожилках, что торчит чуть ниже двух нормальных, которым Винни дал прозвища Долли и Партон? Ма в бешенстве, не верит, что я не знаю, кто отец этого ребенка: «Тебя же кто-то обрюхатил, а ты у нас, ясное дело, не Дева Мария». Но я и вправду не знаю. Конечно, главный подозреваемый – Винни; но мало ли, вдруг у нас с Эдом Брубеком что-то было в церкви? Или с Гэри на ферме «Черный вяз»? Или даже с этим цыганом, Аланом Уоллом? Раз с памятью однажды проделали какие-то дурацкие фокусы, я теперь ни в чем не уверена. Старая корова из «Смоуки Джо» зыркает на меня поверх «Файненшл таймс»: «А ты младенца спроси! Он-то должен знать». И все вокруг скандируют: «Спроси младенца! Спроси младенца!», а я пытаюсь сказать, что не могу, он же еще не родился, но рот будто наглухо зашит, а живот все раздувается и раздувается. Теперь он похож на огромный кожаный шатер, а я болтаюсь на нем где-то сбоку. Младенец внутри, будто ладонь в свете фонарика, залит красноватым сиянием, голенький, но размером со взрослого. Я его боюсь. «Ну, спрашивай!» – шипит ма. И я спрашиваю: «Кто твой отец?» Мы ждем. Он поворачивает голову ко мне и начинает говорить невнятным, бессвязным голосом из каких-то жарких стран: «Когда Сибелиуса раскрошат на кусочки, в три часа в день звезды Риги ты поймешь, что я рядом…» …и сон обрывается. Невероятное облегчение, спальный мешок, густая, как суп, темнота, и никакой беременности, и голос с валлийским акцентом шепчет: «Все хорошо, Холли, это просто сон». Фанерная перегородка в сарае, на ферме. Девушка – как ее зовут? Ах да, Гвин. Я шепчу: – Прости, что разбудила. – Ничего, я сплю чутко. Ты стонала. Страшный сон? – Ага… нет, просто дурацкий. А который час? Ее наручные часы светятся мутным золотом. – Без двадцати пяти пять. Ночь на исходе. Стоит ли пытаться снова уснуть? Все вокруг храпят, как в зоопарке, на разные лады. Сердце щемит от тоски по моей спальне, но я не поддаюсь. Помни о пощечине! – Знаешь, Холли, – шепот Гвин шелестит черным покровом тьмы, – тут все гораздо труднее, чем ты думаешь. С чего бы вдруг она именно сейчас произносит эти странные слова? – Если у них получается, – говорю я, имея в виду студентов, – то и у меня тоже! – Я не про клубнику. А про то, что ты сбежала из дома. Отпирайся, быстро! – А почему ты решила, что я сбежала из дома? Гвин не обращает внимания на мои слова, как вратарь на мяч в миле от ворот. – Мой тебе совет – возвращайся. Конечно, если точно знаешь, что, если вернуться, хуже тебе не будет. – Она вздыхает. – Вот кончится лето, кончатся деньги, а мистер Ричард Гир так и не примчится к тебе на своем «харлей-дэвидсоне» и не предложит: «Запрыгивай, детка!», и ты будешь ошиваться у мусорных баков на задах «Макдональдса», и, что бы там Гэбриел Харти ни говорил, будешь вспоминать сарай на ферме «Черный вяз», как пятизвездочный отель. Понимаешь, у тебя сейчас есть список: «То, чего я никогда в жизни не сделаю, чтобы выжить». Список не изменится, а вот его название станет совсем другим: «Все, что я сделала, чтобы выжить». – Я ниоткуда не сбегала, – как можно спокойнее говорю я. – Тогда почему назвалась чужим именем? – Меня действительно зовут Холли Ротманс. – А меня Гвин Аквафреш. Хочешь зубной пасты? – Аквафреш – не фамилия. А Ротманс – фамилия. – Да, конечно, но я готова спорить на пачку «Бенсон и Хеджес», что это не твоя фамилия. Нет, пойми меня правильно, назваться чужим именем – ход очень даже неглупый. Я поначалу тоже имя меняла. Но дело в том, что все те неприятности, которые ждут тебя впереди, раз в двадцать хуже тех неприятностей, из-за которых ты сбежала из дома. Ну почему она меня так легко раскусила?! – Рановато еще для золотых россыпей мудрости, – проворчала я. – Спокойной ночи! Снаружи щебечет первая утренняя птаха. Запиваю стаканом воды три «бутерброда» – печенюшки, намазанные арахисовым маслом, – и мы идем на большое поле в южной стороне фермы, где миссис Харти и ее муж устанавливают некое подобие навеса. Утро прохладное и росистое, но день обещает быть жарким, как и вчера. Я не злюсь на Гвин, но она вроде как видела меня нагишом, мне неловко встречаться с ней взглядом, и я держусь поближе к Марион и Линде. Гвин все понимает и уходит к грядке подальше, рядом со Стюартом, Джиной и Аланом Уоллом, так что мне с ней не заговорить, даже если б захотелось. Гэри ведет себя так, будто я превратилась в невидимку; он работает на другом краю поля, вместе с остальными студентами. Меня это вполне устраивает. |