Онлайн книга «Костяные часы»
Нет, ничего я не забыл. Мы идем дальше. Какая-то парочка целуется так самозабвенно, будто остального мира не существует. – Фу! – восклицает Ифа, и они, услышав, косятся на нее и снова целуются взасос. Да, мысленно советую я парню, наслаждайся вишней со сливками, потому что двадцать лет спустя все станет безвкусным. Он не обращает на меня никакого внимания. Ифа с интересом разглядывает изображение, намалеванное краской из баллончика на опущенной металлической створке жалюзи: некое подобие седобородого Мерлина с мультяшными глазами-спиралями в ореоле карт Таро, магических кристаллов и звездной пыли. – Дви… дуит? – читает она имя. – Дуайт. – Дуайт… Сильвервинд. Про… прори… прорицатель. А это кто? – Тот, кто утверждает, будто ему известно будущее. – Класс! Папа, давай зайдем к нему. – А зачем тебе прорицатель? – Чтобы узнать, открою я свой центр спасения животных или нет. – Ты же хотела танцевать, как Ангелина-балерина. – Папа, это было давным-давно, когда я была маленькой. – Понятно. Нет, к мистеру Сильвервинду мы не пойдем. Раз, два, три – и на ее лице появляется фирменное насупленное выражение Сайксов. – Почему? – Во-первых, там закрыто. Во-вторых, к сожалению, на самом деле прорицатели не могут предсказать будущее. Они просто выдумывают всякие небылицы. Они… Тот, чье весьма лестное изображение украшает жалюзи, с грохотом поднимает створку. «Мерлин», огромный, как груда бегемотьего дерьма, одет с претензией на прог-рок-шик: лиловая рубашка, красные джинсы и жилет, расшитый самоцветами, такими же фальшивыми, как и их владелец. Ифа пораженно произносит: – Мистер Сильвервинд? Он недоуменно оглядывается, а потом смотрит вниз: – Да, это я. А кто вы, юная леди? Типичный янки. Как и следовало ожидать. – Ифа Брубек, – говорит Ифа. – Ифа Брубек. Рановато вы сегодня встали, чтобы пойти на прогулку. – Это потому, что сегодня свадьба тети Шерон. А я подружка невесты. – Пусть это празднество будет поистине великолепным. А этот джентльмен – ваш отец? – Да, – сказала Ифа. – Он репортер из бандита. – Я уверен, что ваш папа старается быть хорошим, Ифа Брубек, и он вовсе не бандит. – Она имеет в виду Багдад, – объяснил я этому шутнику. – В таком случае ваш папа наверняка очень… храбрый. Он глядит на меня. Я тоже очень внимательно на него смотрю. Мне не нравится его манера разговаривать, да и сам этот тип весьма неприятен. – А вы действительно знаете будущее, мистер Сильвервинд? – спрашивает Ифа. – Плохим я был бы прорицателем, если б не знал. – А можете предсказать будущее мне? Ну пожалуйста… Все, хватит. – Мистер Сильвервинд занят, Ифа. – Нет, он не занят, папочка. У него ни одного посетителя нет! – За предсказание обычно полагается взнос в десять фунтов, – заявляет старый мошенник, – но в неурочное время и для особенной юной леди достаточно и пяти. Или… – Дуайт Сильвервинд поворачивается и снимает с полки пару книг, – папочка мог бы купить одну из моих книг – либо «Бесконечный предел», либо «Сегодня случится лишь однажды» – по специальной цене пятнадцать фунтов за каждую или двадцать фунтов за обе и предсказание в придачу. Папочка с удовольствием дал бы мистеру Сильвервинду пинка по его, гм, магическим шарам. – Мы не станем злоупотреблять вашей щедростью, – говорю я. – Спасибо за предложение. – Я открыт до заката, если передумаете. Я тяну дочь за руку, давая понять, что нам пора, но Ифа возмущается: – Так нечестно, папа! Я хочу знать свое будущее! Тьфу ты! Зареванной Ифы Холли мне не простит. – Послушай, тебя же ждет парикмахер тети Шерон. – К сожалению, я предвижу скорые неприятности. – Сильвервинд отступает в глубину ларька и закрывает за собой дверь с надписью «Sanctum» [64]. – Никто не знает будущего, Ифа. Эти лжецы… – я обращаюсь к закрытой двери, – всегда скажут тебе именно то, что, по их мнению, тебе и хочется услышать. Ифа мрачнеет, багровеет и дрожит: – Нет! Я не выдерживаю: – Что – «нет»? – Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! – Ифа! Никто не знает будущего. На то оно и будущее! Дочь трясется и взвизгивает: – Курде! Надо бы отчитать ее за сквернословие; хотя почему она обозвала меня курдом? – Что? – Агги так говорит, когда сердится, но Агги в миллион раз лучше тебя, и она всегда здесь! А тебя дома никогда нет! Она убегает от меня по пирсу. Ну ладно, не особенно оскорбительное польское ругательство и весьма умелый эмоциональный шантаж, скорее всего позаимствованный у Холли. Я иду вслед за Ифой. – Вернись немедленно! Она оборачивается, сдергивает с запястья нитку воздушного шарика и собирается его отпустить. – Ладно. – Я знаю, как обращаться с Ифой. – Но предупреждаю: если ты отпустишь шарик, я больше никогда ни одного тебе не куплю. Ифа корчит гоблинскую рожицу и – к моему удивлению и досаде – выпускает шарик из рук. Он взлетает, серебрясь на фоне голубого неба, а Ифа разражается бурными рыданиями. – Я тебя ненавижу… ненавижу Дору-путешественницу… уходи… уходи к своему бандиту… навсегда, навсегда! Я тебя ненавижу ненавижу ненавижу ненавижу со всеми потрохами! Ифа крепко зажмуривается и набирает в шестилетние легкие побольше воздуха. Ее горестный, всхлипывающий вопль разносится по всему Суссексу. Пора уносить ноги. Куда угодно. Куда угодно, я на все согласен. Насер высадил меня у Ворот ассасинов, не слишком близко на всякий случай: мало ли кому интересно, кто подвозит иностранцев, да и охранники нервничают, бедолаги, пальцы на спусковых крючках того и гляди дрогнут. – Я позвоню тебе после пресс-конференции, – сказал я Насеру. – А если не будет мобильной связи, то жди меня здесь в одиннадцать тридцать. – Отлично, Эд, – ответил мой фиксер. – Азиза я привезу. Передай Климту, что все иракцы его просто обожают. Серьезно. Мы поставим ему большой памятник, с толстым хером, который будет указывать как раз на Вашингтон. |