Онлайн книга «Белые паруса»
|
– Во всём. Вам ведь наверняка известно, какая пропасть разделяет нас с вами? – Что вы имеете в виду? – Разницу наших финансовых положений. Гордоны старинный, но обедневший род. И пусть предки мои участвовали ещё в Святых Походах, кого этим сегодня удивишь? Мой дед потерял право на титул, а отец проиграл в карты остатки фамильного состояния. Если бы не мой крёстный, я даже образования не сумел бы получить. Лишь благодаря протекции этого святого человека я сумел изучить право и на сегодняшний день моё социальное положение крайне двусмысленно. В силу неопределённости своего происхождения я ни дворянин, ни простолюдин. Айрис гордо вскинула голову: – Мне дела нет до этих глупых предубеждений. Для меня значение имеет человек, а не предрассудки. Оливер схватил её руку и сжал в горячих ладонях, жадно заглядывая в глаза: – И вы, сударыня, сейчас искренни? – Конечно. – Не играйте со мной! Сердце моё в ваших руках. – Я говорю вам то, что чувствую. Их свидания становились всё чаще. Места для них выбирались всё более уединённые – густо заросший парк и беседка у озера часто служили молодым людям укрытием. – Почему вы так смотрите на меня? – спросила однажды Айрис. – Хочу сохранить ваш образ в памяти навсегда, – ответил тогда Оливер. – Вам нравится моё платье? – покружилась перед ним, смеясь, Айрис. – Да. Очень! Оно красивое. Вся ваша жизнь окружена красотой. И когда вы рядом, кажется так естественно, что рядом и она. Ведь недаром Творец подарил красоту нам? В ней нет ничего грешного. Правда? Говоря это, Оливер приблизился и, словно боясь обидеть или оскорбить, осторожно положил руки девушке на талию. Айрис и не думала отталкивать или оскорбляться. Она с нежностью прикоснулась к его тёплой, чуть колючей от пробивающейся к вечеру щетины, щеке. – Я пообещала себе, что непременно встречу в этой жизни того, кто тронет моё сердце. Сердце её действительно колотилось быстро-быстро. Словно в груди жила маленькая птичка, желающая лететь: – Поцелуйте меня, – попросила Айрис. И они потянулись друг другу, робко, несмело, неумело. Ни у одного из них тогда не было любовного опыта. И всё же поцелуй был сладок. Ночь прохладна, а вдвоём было тепло. Теперь вот тропическая жара, а руки стынут от одной мысли, что придётся идти к Оливеру. Разговаривать с ним. Как же так происходит? Как люди могут незаметно для себя пересекать черту? Переходить границу от любви к ненависти? Чувства, словно теряющие в цене облигации, превращаются в ничего не значащие бумажки. Вчера богач – сегодня банкрот. Ярость и боль коршуном сжали сердце. Неужели для мужчины достаточно всего одной сладкой щёлки, чтобы перечеркнуть все? Абсолютно всё! Выбросить на помойку, как ненужную упаковку? Неужели Оливер ни разу не подумал о ней? О её боли? Её чувствах? «Я хочу запомнить тебя навсегда!». Но навсегда, увы, не бывает. Разумом это понимаешь, даже принимаешь. Только боль от этого меньше не становится. Нужно идти к Оливеру. Нужно начать то, ради чего приехала. Спалить всё к чёртовой матери. Но прежде чем пожар поглотит останки их былой жизни, Айрис поклялась себе заставить Оливера и его шлюху гореть в агонии. Подыхать от той же боли, что снедала её. «Это война, Оливер», – прошептала Айрис и поднялась, готовая начать бой. Багровое солнце клонилось к горизонту, повиснув в низкой пелене тумана. Она молча шла по тёмному коридору к двери, ведущей в спальню мужа. Глубоко вздохнув, распахнула её и, шумя волнами шёлка, переступила порог. Спальня утопала в полумраке. На окнах опустили шторы, мешая алым лучам закатного солнца проникать вглубь. Камин был растоплен. Ровное тепло, идущее от поленьев казалось совершенно лишним и в без того перенасыщенном духотой воздухе. Против ожидания, она застала Оливера не в кровати. Сутулясь, он сидел в кресле у огня. Скрип двери заставил его оглянуться. Видно было, уже какое-то время муж напряжённо ждал её прихода. Красный отсвет падал от углей, подчёркивая заострившиеся черты изжелта-бледного лица с лихорадочно горящими глазами. Выглядел Оливер отвратительно. Даже хуже, чем Айрис надеялась. А бить лежачего в её представлении было подло. – Пришла, наконец? – Вы ждали меня? – с нервным смешком откликнулась она. – Мне доложили, что ты приехала. Надеюсь, путешествие показалось приятным? Я не раз писал, что здесь небезопасно. Тебе не следовало приезжать, рискуя собой… – Лицемер из тебя всегда был жалкий. Айрис не пыталась смягчать свой голос. В нём звенели льдинки. – О! Конечно же я верю, что ты действовал исключительно в моих интересах, настаивая на том, чтобы я держалась отсюда подальше. Не смеши! Всем хорошо известно, как ревнивые жёны утомительны. Весьма неудобно иметь под боком такую. Это ограничивает свободу и мешает радоваться жизни, так сказать, в полном объёме. – Айрис, мы не виделись почти год. Неужели нельзя было начать нашу встречу как-то иначе? – раздражённо поморщился Оливер, устало потирая переносицу. Айрис рассмеялась. – Ты действительно обрадуешься, если я сейчас кинусь к тебе на шею, душа в объятиях? – Целовать зачумлённых, бьющихся в лихорадке, не в твоих правилах, – с сарказмом фыркнул Оливер. – Добиваетесь моей жалости, сударь? Стоит ли мне воспринимать эту фразу как просьбу об отсрочке разговора? Это можно. Поправляйся и отдыхай. – Не нужно отсрочек. Ты получила моё письмо с просьбой о разводе? Вижу, что получила. Зачем же приехала? Разве не достойнее было бы принять неизбежное со смирением? К тому же твой приезд ничего не изменит. Я не отступлюсь от своих чувств к Каролине. Если нужно, пойду в огонь, лишь бы защитить её. Да и ты, насколько я знаю тебя, вовсе не из тех, кто будет довольствоваться объедками с чужого стола? К подобному повороту событий Айрис была не готова. Она ожидала, что, узрев её сиятельную персону, муж падёт к её ногам, признает вину и чистосердечно во всём покается. Но, судя по всему, приступ любовной горячки достиг апогея. Оливер потерял и мозг, и совесть. – Объедки с чужого стола подбираю вовсе не я, – холодно ответила Айрис, – а твоя продажная маленькая жадная шлюха. – Не смей оскорблять её! Айрис продолжала, будто не слыша: – Хотя нет, она не подбирает объедки – она их ворует. Любому, кроме тебя, хватило бы двадцати четырех часов в её обществе, чтобы понять, чего она стоит. |