Онлайн книга «Питерская принцесса»
|
Кроты забились в норы. Уставши от работы, Сейчас мы сдвинем шторы. Кроты забились в норы, Уснули в гнездах птицы. Мы позабудем ссоры, Мы поменяем лица. Зажжем огонь в гостиной, Зажжем свечи огарок. Я горстку мандаринов Куплю тебе в подарок. Сотрем со лба морщины. Запудрим густо тени. Ах, лишь на мандарины Хватило бы мне денег! – Молодец, умница! А ты знаешь, Машка, что у книготорговли почти самая большая сила бизнеса? – Что это – сила бизнеса? – Возьмем, к примеру, водяную кровать – сегодня модно среди разных придурков, а завтра – на фига она людям? А книги, они как хлеб, нужны всегда. – У-у-у! – опять завыла Маша. Боба подошел к кровати и сел у нее в ногах. Что-то в воздухе между ними изменилось. Как будто они забрались наконец почти на самую вершину и теперь, замешкавшись на секунду, раздумывали — стоит ли карабкаться вверх или повернуть назад лучше. Боба взял Машу за руку. Чтобы вместе идти на вершину? – Слушай, – искусственно оживленным голосом произнесла Маша, – мне просто не верится, что ты – это ты... Хотя вообще-то лично я с тобой ни на секунду не расставалась... Что-то опять неуловимо изменилось, и, с трудом отдышавшись, у самой вершины они, не сговариваясь, повернули назад. – Маш, скажи мне... А что, Соня очень некрасивая? – Она будет лучше, вот увидишь! – горячо воскликнула Маша. – Знаешь, это только у вас... то есть у нас, ну, в общем, в России, важна внешность. А в Америке, например, все некрасивые. Она и сейчас замечательная... у нее хитрые глаза и умный нос!— Ваша Маша приехала и уехала, – продолжала свое Рита. – А мы-то остались! Не убудет с тебя, Наташка! Правда, Гарик? Гарик что-то строчил. Кивнул, не отрываясь от блокнота. – Зинаида Яковлевна, вы с нами согласны? – Гордясь, что так легко удалось всех вразумить, Рита требовала одобрения свекрови. Нет, ну какой она бывает невоспитанной! Не обращая на Риту внимания, обращается к Аллочке, будто Рита и не говорила ничего. – Как уедет! Ты с ума сошла, Аллочка! Мой сын меня не бросит. Наташа приподнялась с дивана. Она словно не могла решиться, раздумывая, не лучше ли, как обычно, промолчать. Но ей было сейчас так горько, что, казалось, горечь заполнила ее всю, и что-то вдруг забилось в ней и рванулось наружу, как выпущенная из неволи птица. – Ваш сын? Вас не бросит?! Может, вы забыли. Зинаида Яковлевна, но он уже один раз вас бросил. Из дома ушел... Что бы с ним тогда было, если бы не я! – Ты успокойся, Наташа, не будем друг друга винить в том, что сейчас происходит, – брезгливо рассматривая заплаканную невестку, ответила Зинаида Яковлевна и, подумав мгновение, встала в стойку: – Если бы не ты? Вернулся бы домой как миленький! Оторвавшись от блокнота, Гарик не преминул встрять: – Ну, т-тебе осталось т-только сказать, что т-ты ему всю жизнь отда-ала... – Я... отдала, конечно, – растерянно подтвердила Наташа. – А он т-тебя п-просил? Может, б-был бы т-те-перь не т-торгаш, а п-приличный человек... – Ах так, вся ваша семейка за него, вы все против меня. – Наташа уже знала, что скажет сейчас ужасное, непоправимое, что навсегда разрушит пусть хрупкое, пусть внешнее, но все же согласие... Ну и пусть, ей уже все равно. – Значит, если бы не я, он вернулся бы домой? И жил-поживал бы с вами?Тогда, в двадцать лет, непарадное замужество, без фаты и машины с куклой на капоте, объезжающей Марсово поле, Стрелку и Медного всадника, казалось ущербным, – второй сорт. А уж вовсе не выйти замуж, жить без брака?! Вот так, просто, как они с Бобой, – взять и начать жить. – А почему он на тебе не женится? – сочувствовали девчонки. Любое участие после смерти отца для Наташи – острый нож. Пока Машу и мальчиков Любинских любили, она это сострадание ложками ела, на всю жизнь наелась. – Неужели он тебя не любит? – говорили девчонки. – Странно, ты такая красивая, а он... Да еще и не женится! Боба не женился. Наташа забеременела НЕ ЗАМУЖЕМ, ходила с животом НЕ ЗАМУЖЕМ. В роддоме перед выпиской медсестра, посмотрев Наташину карту, спросила: «А забрать-то тебя с ребеночком есть кому или такси вызвать?» Наташа удивилась, потом поняла и заплакала. Медсестра потому спросила, что в графе «муж» противным почерком было написано: «семейное положение – не замужем». Это НЕ ЗАМУЖЕМ было страшным Наташиным врагом. У НЕ ЗАМУЖЕМ была насмешливая ухмылка, кривые клыки и грязные, больно царапающие когти... Как они смеют! Кем она себя чувствовала, сидя с ребенком одна целыми днями, – Бобиной женой или матерью-одиночкой?! Вдруг, когда Соне исполнилось два года, он пришел вечером и сказал деловито: – Завтра идем в ЗАГС. И ни цветочка, ни обручального кольца, ничего! Поженились и стали жить, как раньше...Наташа плакала, стучала зубами о рюмку с валерьянкой, отталкивая Нинину руку. «Господи, вот попали! Просто психодрама у гастронома. Как в плохом советском кино! Как бы слинять», – тоскливо думал Антон, стараясь не смотреть на некрасиво раскрывшую рот Наташу. – А ты, мама! Помнишь, как кричала: «Ты испортила себе жизнь», «Живешь в наложницах!». Вот так и кричала – «в наложницах». Представляете, Зинаида Яковлевна?! А вы тогда говорили вашему сыну: «Ты должен жениться»... – Прекратите бабские разговоры! – стукнул кулаком по колену Любинский. – Что толку скандалить! И потом, Наташа, здесь ребенок! Держи себя в руках, стыдно! А ты, Соня, иди к себе. – Соня, сиди! Пусть ребенок знает, кому он нужен, а кому нет! – выкрикнула Наташа и, обхватив колени руками, принялась раскачиваться, глядя прямо перед собой. Рита восхищенно глядела на Наташу. – Ну ты даешь, тихоня! На глазах превращаешься из гусеницы в бабочку! Прижимая Соню к себе, Нина попыталась плавно, маленькими нежными толчками вывести ее из комнаты. |