Книга Империя травы. Том 1, страница 121. Автор книги Тэд Уильямс

– А о чем твоя песня?

– О, это старая история зида’я, про Межамиру, ее мужа и приданое – луну. Взгляни, и ты все поймешь. Это первое из лунных деревьев Имано!

Морган смотрел на дерево, которое показалось ему самым обычным, серебристо-серая кора, изогнутые ветви, редкие листья.

– Но почему лунные деревья?

– Ты найдешь ответ, когда мы на него заберемся, – ответила Танахайа. – Давай поторопимся, чтобы добраться до дома до заката.

Морган почувствовал облегчение при мысли о конце путешествия, но, когда они добрались до более высокой части горы, он с удивлением увидел точно такое же дерево с такими же торчавшими во все стороны ветвями, росшее возле тропы. Он остановился в смущении, на мгновение ему показалось, что они ходят кругами, но Танахайа рассмеялась.

– Это не то же самое дерево, – сказала она, – хотя они очень похожи. Каждое дерево – это другое зеркало, как и в тех случаях, когда мы видим другое лицо каждое утро в собственном зеркале, хотя, на самом деле, оно одно и то же.

Должно быть, Морган посмотрел на нее совершенно ошалевшим взглядом, поэтому Танахайа сказала уже серьезно.

– Я объясню позднее, – продолжала она. – А сейчас, думаю, тебе нужно поесть и отдохнуть. Смотри на деревья, мимо которых мы будем проходить, и ты поймешь, что я имею в виду. Каждое немного отличается от предыдущего, но, вне всякого сомнения, остается тем же, как сама луна меняется, оставаясь собой.

Танахайа была права, по крайней мере, в одном – сейчас Морган хотел только одного: перестать идти. Когда они прошли мимо третьего такого же дерева, он изо всех сил постарался увидеть какие-то различия, но все они казались ему совершенно такими же, как предыдущее лунное дерево, или как одна муха похожа на другую.

– Как жаль, что мы пришли сюда именно сейчас, – благоговейно сказала Танахайа. – Здесь всегда красиво, но во время весенних лун Цветущие холмы покрывают самые разные цветы, некоторые даже не имеют имени, потому что в других местах их попросту нет. Кажется, будто они пытаются превзойти друг друга, и каждый выкрикивает свой оттенок изо всех сил: «Голубой, голубой, словно лед Наккиги! Красный, точно умирающая звезда! Желтый, как корзиночки на ножках для сбора пыльцы у пчелы!..»

Внезапно Танахайа остановилась. Морган подумал, что она собирается снова запеть, но выражение ее лица сказало ему, что сейчас ей не до музыки. Танахайа устремилась вверх по склону быстрыми, решительными шагами, и Моргану пришлось приложить немало усилий, чтобы от нее не отстать.

И что на нее нашло? Плохие воспоминания? Однако она так хотела сюда вернуться.

Когда Морган, наконец, ее догнал, она безмолвно стояла возле обрубка дерева, сырого и бледного. Рядом валялись разбросанные ветки, но сам ствол отсутствовал, и Морган увидел на лице Танахайи нечто, похожее на страх.

– Что это? – спросил он, чувствуя, как сердце сильнее забилось у него в груди. – Что не так?

– Я не знаю. Может быть, все. Лорд Имано никогда не стал бы рубить лунное дерево на дрова, а если это сделал бы кто-то другой, посадил бы новое.

– Я все равно не понимаю, – признался Морган.

– Как и я, но я чувствую, что-то здесь не так. Оставайся здесь и постарайся не издавать ни единого звука, пока я не вернусь. – Танахайа сошла с тропы и бесшумно шагнула в траву, а потом заскользила по склону, словно тень.

Уже через несколько мгновений она скрылась из вида, оставив Моргана одиноко стоять на тропе в сгущавшихся сумерках. Внезапно поросший лесом склон холма превратился в место, где его могли поджидать дюжины врагов. Раздался одинокий крик дрозда, и этот звук показался Моргану таким печальным, что он тут же зашагал вверх по тропе, несмотря на предупреждение Танахайи.

Теперь в просветах между деревьями он увидел, что вершина холма выглядит как-то странно. Она уходила вверх чистым известняковым клином, точно гордый нос корабля, хотя белый камень пересекала широкая черная вертикальная полоса. Морган подумал, что, возможно, там находится вход, а дом Имано представляет собой увеличенную версию расселины, где нашли приют Морган и маленькая РиРи, дворцовая резиденция, построенная в пещере. Одно не вызывало сомнений: с какой бы гордостью Имано ни относился к своим садам, их было трудно или даже невозможно увидеть, пока ты не оказывался прямо перед ними, поскольку они составляли единое целое с лесом.

Но когда Морган сделал последний поворот, все мысли исчезли у него из головы, как летучие мыши после восхода солнца. Танахайа стояла на коленях возле тропы, чуть ниже вершины холма, и ее поза была такой безжизненной и одновременно горестной, что ему вдруг показалось, будто она получила серьезное ранение. Морган поспешил к ней по тропе и увидел, что она смотрит на груду грязного, истрепанного ветром тряпья.

– Это Гайали, – сказала она, не поворачивая головы. – Он стал учеником Имано перед тем, как я ушла.

Сначала Морган не понял, что имела в виду Танахайа, но потом увидел, что из тряпья торчит рука, и у него сжался желудок.

– Что… что здесь произошло?

– Ужасные вещи. – Она переместила часть тряпок, пока не открылось то, что когда-то было лицом. – Вот, смотри. Они перерезали ему горло.

Морган отшатнулся от лишенного глаз ужаса.

– Но я не понимаю – кто? Норны?

– Да, хикеда’я, проклятые хикеда’я. – Танахайа поднялась на ноги, но из ее движений исчезла былая грация. – Смотри. – Она указала в сторону вершины. – Смотри!

Чуть ниже верхней части пика, где между двумя невысокими кипарисами заканчивалась тропа, в обнажение пород известняка были врезаны дверной проем с деревянной дверью и окно со ставнями. Перекосившаяся, сильно обожженная дверь была распахнута и едва держалась на нижних петлях. А за ней виднелась широкая черная полоса, которую Морган заметил снизу, уходившая по известняковой стене почти до самого верха, оставленная пожаром, бушевавшим внутри пещеры.

Танахайа прошла мимо него и наклонилась, чтобы заглянуть внутрь пещеры. Когда она повернулась обратно, на ее лице с высокими скулами застыла такая холодная ненависть, что Танахайа показалась Моргану страшнее того, что тут произошло.

– Они сложили в одну груду посреди комнаты его книги и свитки и сожгли их, – сказала она жутким безжизненным голосом. – Все уничтожено. Сто Великих лет разума – даже дважды по сто! – и все исчезло за один час.

– А… твой мастер?.. – Он не закончил мысль.

– Я не видела его внутри, хотя там многое сгорело, и наверняка мы сможем сказать только после того, как появится утренний свет. Быть может, ему удалось спастись. – Однако по ее голосу и позе Морган знал, что Танахайа в это не верит.

Морган понял, что он видит переполненную яростью ситхи, и внутри у него снова все сжалось.

– Почему? – неожиданно спросила Танахайа. – Зачем совершать такое, если только тебя не переполняет ненависть к знанию? Неужели обитатели Наккиги перестали ценить чистое знание – даже те вещи, что мы познали вместе в Саду? – Больше она ничего не сказала и стала спускаться вниз по склону, пробираясь между деревьями, кустарником и рядами камней, которые выглядели слишком естественными, чтобы быть украшением, и слишком искусственными, чтобы быть естественными. Теперь Моргану еще меньше хотелось оставаться в одиночестве, поэтому он поспешил за ней.