Онлайн книга «Мой бывший враг»
— Где он? — шиплю. Пространно объясняет, что ему не велено говорить, что он не имеет права, и вообще подписал кучу документов о молчании… Что бы сделала предыдущая Майя? Она бы растерялась и расстроилась. И может даже ушла ни с чем. Но я давно изменилась. Потому только усмехаюсь на все эти фразы, и наступаю на него, заставив сделать несколько шагов назад. — Фактически, согласно всем этим бумагам я здесь главная. Уже. И ждать не придется. А значит, я могу вызвать полицию, чтобы вышвырнуть тебя. Могу нанять собственную службу безопасности, могу воспользоваться своими связями — и подставить так, что ты в жизни не отмоешься. Хм… а может еще проще? Всего-то пара звонков знакомым, которыми я обзавелась благодаря папочке, и то, что я хочу узнать, у тебя вырвут вместе с твоими причиндалами? Кажется, на него действует. Не слова — тон. Потому что я не блефую. * * * Конец августа в Дю́ссельдорфе довольно прохладен. Впрочем, я не особо это замечаю из окон такси, который везет меня в клинику. Я в том же костюме, в котором вышла с утра из дома, и, кажется, мне повезло, что в моем желудке оказались хотя бы сырники — ничего другого в самолете я в себя не смогла впихнуть. Английский, благодаря постоянным занятиям, у меня вполне на уровне, но в отделение и палату меня не хотят пускать. Я пытаюсь связаться с международным координатором, врачами, я тычу им в лицо старый русский паспорт, который ношу с собой, как талисман, и который их совсем не интересует — мой заграничный-то на девичью фамилию. Я что-то доказываю и требую… А потом приходит один из администраторов и разрешает зайти. «Потому что в графе «кого уведомить в случае смерти» именно вы». Не плакать… Мои глаза сухи. Меня провожают в отдельную палату, и предупреждают, что дадут не более десяти минут — после операции и терапии Илья слишком слаб, чтобы устраивать вечеринки. И половину из отведенного времени я стою в дверях и смотрю на спящего мужчину, который… очень мало похож на самого себя. У меня сил не хватает даже подтащить стул — я встаю на колени перед его кроватью и нажимаю на глазницы, чтобы из них не потекли слезы. И задерживаюсь так на какое-то время. — Давно я не видел тебя на коленях, золотая, — первое, что я слышу от Каримова после столь долгой разлуки. Вздрагиваю. Почувствовал? Разбудила? — Наверное ты слишком стар для того, чтобы доминировать, — первое, что он слышит от меня. Выдохнув, я убираю пальцы от лица. Его оболочка… всего лишь оболочка. Чужая немного. Но на меня смотрит именно Каримов — его темный взгляд и та сила, что в нем содержится, может принадлежать только одному человеку. — Паршиво выглядишь, — шепчу, хотя мне хочется кричать. Сухие губы трескаются в улыбке. — Всегда знал, что рыжие — стервы. Я тоже невольно хмыкаю. Или всхлипываю? А потом, не меняя позы, осторожно беру его свободные от проводов и иголок пальцы. Мне важно убедиться, что я разговариваю не с бестелесным духом. — Почему ты не сказал? — Чтобы ты преданно сидела и жалела меня все это время? — Чтобы я могла… понять. Быть рядом. Помочь… Можешь выбрать любой из вариантов. — Мне давали пять шансов из ста, — в его голосе — отголоски жесткости, которая пока прячется внутри. — И до сих пор не уверены, что я попал в эти пять процентов. Я не хотел видеть себя твоими глазами. — Проще было сделать меня богатой вдовой? — Да. С-с-с. Мне снова хочется что-нибудь разбить, но я умею сдерживаться. О да, умею это, как никто. Смотрю на него и не могу насмотреться. Хочу так многое спросить… и о нашем прошлом, и о том, что могло бы быть в будущем. И о его чувствах. — Скажи… Он чуть приподнимает непослушные пальцы и обводит ими мой подбородок. А потом говорит едва слышно. — Разве так уж важны слова, золотая? Быстро опускаю взгляд, чтобы он не увидел снова готовые пролиться слезы. Слова… нет, не нужны. Нас прерывает приход медсестер, которые начинают хлопотать вокруг мужчины и просят меня выйти из палаты. Я встаю и на негнущихся ногах иду к двери. Но возле нее оборачиваюсь. Илья смотрит на меня неотрывно, так, как он один может смотреть. И поднимает немного бровь, как бы вопрошая, с чем связана моя задержка. Что я хочу ему сказать? Сказать? Много. Я хотела бы ему очень много сказать… Но слова и правда не нужны. Так что я только прищуриваюсь в его сторону и произношу нарочито грубо. — Не вздумай сдохнуть, пока я ищу гостиницу. Смешок. А я выхожу из палаты, заползаю в ближайший туалет для посетителей и опускаюсь на кафельный пол, рыдая взахлеб. Долго. С подвываниями. Очистительно. Потом смываю холодной водой остатки макияжа, тру насухо лицо и иду искать его лечащего врача… За следующий месяц я прилетаю дважды и каждый раз — на несколько дней. Таскаю ему кофе, который он пока не пьет, но с удовольствием втягивает аромат, читаю книги. Мы даже сериалы вместе смотрим, чего отродясь не было. И прилетаю снова, когда он впервые готов выйти надолго из больницы и прогуляться самостоятельно по добротной набережной Рейна. Мы оба в пальто, оба держим руки в карманах и держимся рядом. А в мыслях — еще ближе. Пожалуй, это первый месяц за долгие годы, когда я не думаю ни о чем существенном. Просто живу, работаю, не рефлексирую и не пытаюсь унизить себя за собственное решение. Я ведь решила — быть с ним. Если это все еще возможно. И мне плевать, что это может выглядеть слабоволием. Я считаю, что Каримов заслуживает любви. Как и я. И не представляю, что наша непростая история может закончиться… просто закончиться. — Как твоя работа? — спрашивает он после долгого молчания, и я с удовольствием перечисляю ему курьезные случаи, которых не мало. Мы не говорим о его болезни — на эту тему я во всех подробностях общаюсь с врачами. Не говорим о его компании, которую он пытался мне всучить. Или о том, что произошло в прошлом — и так все понятно. Мы даже о будущем пока не говорим, хотя прогноз более чем оптимистичный. А с его непробиваемой уверенностью — так и сто процентный. Мы разговариваем о повседневности. О моей работе и его задумках, о том, что Германия — на удивление скучное место, зато надежное. О погоде, городе, последних новостях и странах, в которых нам обоим хотелось бы побывать. Удивительно нормальные разговоры, которых у нас почти и не было. |