Онлайн книга «Смерть в начале весны»
|
– Сочувствую. – Ага, вник в ситуацию, объяснил вконец обалдевшему мужику суть слов Гёте, добавив при этом, что я большая юмористка, и затащил меня в салон автомобиля. Короче, поломал весь кайф, – подвела она итог. Морис старался сохранить серьёзное выражение лица, хотя ему хотелось хохотать. Молодой супруг тётки Мирославы Игорь Коломейцев вызывал у него глубокую симпатию. Порой он удивлялся его спокойствию и здравомыслию. Благо воображением Морис был не обделён и довольно ярко представил себе, какую трагикомедию разыграла Виктория перед незадачливым мужчиной, имевшим неосторожность отпустить комплимент. Лежащий на коленях Виктории Дон навострил уши, и Морис услышал шум въехавшего во двор автомобиля. – А вот и наша Слава приехала, – обрадовалась тётя. Дон спрыгнул с её коленей и помчался к двери. Морис сдержался, чтобы не последовать примеру кота, хотя сердце в его груди проявило не меньше прыти. – О! Тётя! – воскликнула вошедшая Мирослава и приобняла тётку. – Почему не позвонила, что приедешь? – Хотела сделать тебе сюрприз! – На это ты мастерица. А почему одна? Где ты потеряла дядю? Тётя отмахнулась. – Он приедет позже. Племянница не стала больше задавать вопросов. Она знала, что всеми делами тёти и хозяйственными проблемами занимается именно Игорь, считая, что жена должна только писать книжки и наслаждаться жизнью. Виктория не возражала… Коломейцев приехал, когда за окном уже стемнело. Он чмокнул в щёку Мирославу, пожал руку Морису, погладил кота и, усевшись рядом с женой, поцеловал её руку. – До меня добрался, как всегда, в последнюю очередь, – скорчила она ему рожицу. – Это только потому, дорогая, что, добравшись до тебя, я бы уже не смог оторваться и поприветствовать других. Она одарила его взглядом, в котором уместились и нежность, и насмешка, и благодарность. Пока мужчины накрывали на стол, подоспел Шура Наполеонов. Ввалившись в гостиную, он первым делом оглядел стоявшие на столе блюда и, убедившись, что без него не начинали, бросился обниматься с Викторией. На ходу он шепнул Мирославе: – На завтра вызвал повесткой Виталия Лукьянова. – Думаешь, придёт? – так же тихо спросила Мирослава. – Куда он денется. – И добавил: – Вообще-то мы за ним присматриваем. Волгина кивнула. После ужина Виктория прочитала пару своих новых стихотворений, а потом попросили спеть Шуру, и он, конечно, не отказался. Она говорит: шито-крыто, Она говорит: это всё! А сердце моё разбито, Сердце разбито моё! Она говорит: на ложе Тобою я увлеклась! Она говорит: ну что же, Чувства прошли сейчас. Она говорит: ты знаешь, Случается так, увы! И глупо, что ты страдаешь В наш век от нежной любви! Забудь, успокойся! Полно! Полюбишь кого-нибудь вновь! А сердцу по-прежнему больно, А в сердце живёт любовь! И для любви настоящей Неважно, что нынче век Для чувства неподходящий. Любовью жив человек! И ты, дорогая, тоже, Когда-нибудь это поймёшь. И чувством проникнувшись, может, Любимым меня назовёшь. И верность мою оценишь, Мужскую верность мою. Лишь постоянство бесценно. А я тебя очень люблю! Виктория и Игорь уехали домой довольно поздно. Шура остался ночевать. Мирослава зашла к нему в комнату, присела на край постели и осторожно спросила: – Шур, ты случайно не влюбился? – Случайно нет, – рассмеялся он. – А ты никак за меня переживаешь? – Ещё бы! – Спасибо, сестрёнка. Но сердце моё пока свободно. – Тогда ладно. – Она поднялась и направилась к двери. – Спокойной ночи, – проговорил Шура ей вслед. – Спокойной, – ответила она, не оборачиваясь, и выскользнула в коридор. К десяти утра к следователю был вызван повесткой Виталий Константинович Лукьянов, но он соизволил опоздать. Лишь спустя пятнадцать минут после назначенного времени в кабинет Наполеонова постучали, дверь приоткрылась, и в её проёме нарисовался вальяжный блондин лет тридцати пяти с бегающими глазками серовато-коричневого цвета. Наполеонов сразу окрестил их серо-буро-малиновыми, хотя малиновым был только галстук мужчины. – Меня вызывали, – проговорил он, старательно маскируя под развязностью снедавшее его беспокойство. – Лукьянов Виталий Константинович? – сурово спросил следователь. – Ну. – Лапти гну! Почему опаздываете? – решил не церемониться Наполеонов. – Так получилось, – замялся Лукьянов. – Входите. Садитесь. Посетитель сел на указанный ему следователем стул. Не давая опомниться, Наполеонов спросил: – В каких отношениях вы находитесь с гражданкой Анной Владимировной Чекуровой? – Я? – хватанул воздух ртом Лукьянов. – Ну не я же! – Не знаю я никакой Чекуровой! – Неужели? – Я не понимаю, зачем меня сюда пригласили! – Не пригласили, а вызвали. – Тем более. – На лице блондина нарисовалось обиженное выражение. – Виталий Константинович, прекращайте придуриваться. – Но позвольте. – Посетитель попытался приподняться со стула. – Сидеть! – рявкнул Наполеонов. Зад Лукьянова звучно шлёпнулся обратно. – Отрицать связь с Чекуровой глупо. Нам доподлинно известно, что вы не только были её любовником, но и находились длительное время на её содержании. А если точнее, то на содержании её покойного мужа Олега Савельевича Чекурова. – Не знаю я никакого мужа, – пробормотал блондин. Теперь его лицо приобрело помятый вид. – Папу римского вы тоже не знаете? – Кого? – растерянно переспросил Лукьянов. – Папу, – охотно ответил следователь. – Папу? Нет, я не понимаю… – За что вы убили Олега Чекурова? – Кого? Я никого не убивал! У меня и причины не было! – Ну почему не было, причина была. – Какая же? – Вы узнали, что Чекуров решил прекратить выплачивать содержание своей жене. – Об этом и речи не было! – сорвался на крик Лукьянов. |