Онлайн книга «Экзотический симптом»
|
– Ясно. Получается, только из-за этого слуха у девицы заподозрили и ВИЧ, и гонорею? – Не стоит забывать и о симптоматике: как ни крути, а она подходит под эти заболевания… Во всяком случае, раньше подходила. А теперь… Я думал о менингите, но общеинфекционные признаки… – Отсутствуют? – подсказал Мономах. – Никакой бледности кожных покровов, синюшности «носогубного треугольника», непрекращающейся жажды… Зато есть иктеричность [5] склер, что говорит о возможном повреждении печени. Вы правы, нужно проверить печень как следует – возможно, она увеличена… Пациентка страдает одышкой, у нее учащенный пульс и существенно снижено артериальное давление. – Все это говорит в пользу менингита, – заметил Мономах. – Вполне возможно, вас ввело в заблуждение то, что рассказал вам о девушке Тактаров? – Выходит, так, – поморщился Олешин, чувствуя себя не в своей тарелке: ему, профессионалу в данной области, недвусмысленно указывали на ошибку. Ошибку, которую, к счастью, еще можно исправить, если Мономах не ошибся с предполагаемым диагнозом. – А что, если я поговорю с матерью Протасенко? – предложил Мономах. – Господи, а вам-то это зачем?! – Поднявшееся было раздражение Олешина сменилось крайним изумлением. – Говорю же – я любопытен. Случай нетипичный, и… Вдруг это все-таки не менингит, нам же необходимо выяснить, что творится с Протасенко! – Я бы, честно говоря, сплавил ее в Боткинскую, – пробормотал инфекционист. – Но вы же понимаете, что без четкого диагноза ее будут отфутболивать обратно… Да, возможно, вам стоит поболтать со старшей Протасенко: вы – человек нейтральный, не имевший дела с Валерией, и ей нет нужды вам угрожать и закатывать истерики. Как только она появится, я вам позвоню. На том и порешили. Вернувшись в отделение, Мономах сел за компьютер, намереваясь привести в порядок истории болезни: у него накопилось много бумаг за прошедшую неделю, а руки все не доходили до того, чтобы занести информацию в базу. Не успел он проработать и десяти минут, как в дверь постучали. В проем просунулась аккуратная, словно только что из салона красоты голова Мейрояна. – Владимир Всеволодович, вы еще здесь? – задал он риторический вопрос. – А вы, Севан, что тут делаете, вы же не на дежурстве? – Нет, я… Понимаете, я вас искал, искал, но не нашел… – В чем дело? – В Ларисе Ковальчук. – Не припомню такую пациентку… – Да она не пациентка, Владимир Всеволодович, это же наш соцработник! Черт, профессия накладывает свой неизгладимый отпечаток: каждое услышанное имя Мономах подсознательно переносит на тех, кого лечит или когда-то лечил! – Да-да, помню, – закивал он. – И что с ней? – Она в больницу попала. – Как – в больницу? Авария? – Да уж, точно – авария! «Авария» – это муж Карпенко, можете себе представить?! – Что-то я не по… – Да что тут непонятного, Владимир Всеволодович – избил ее этот бандерлог, в кутузку его закатали! – Избил… соцработника? – Да-да, соцработника, Ларису Ковальчук. – В какой она больнице? – подскочил с места Мономах. – Я позвоню… – Никуда звонить не надо, она у нас. Вернее, у Тактарова в отделении. – Вы ее видели? Насколько все серьезно? – Не видел, времени не было. Мне рассказала дочка Карпенко, она стала свидетелем избиения. – Я к ней! А вы… идите домой, Севан, нечего тут торчать до ночи… Да, как там Карпенко? – Да что с ней станется-то? – пожал плечами молодой хирург. – Она тут отдыхает. От детей, от муженька своего, идиота… Если бы не опека, то она бы вообще домой не торопилась! – Ладно, я пошел. А вы – марш домой, немедленно! Он нашел Ларису Ковальчук в пятой палате, вместе с тремя другими женщинами – ну, хорошо уже то, что не в реанимации! Она лежала лицом к стенке, но, почувствовав чье-то присутствие рядом со своей койкой, повернулась. Это далось ей нелегко, и женщина несколько раз громко охнула, совершая простые движения, которые в обычной ситуации делаются автоматически. – Вы? – удивленно проговорила Ковальчук, пока Мономах с содроганием разглядывал ее лицо, покрытое синяками, наливавшимися багрянцем. Он пытался понять, насколько серьезны ее повреждения, но без пальпации понять это было невозможно. Словно догадавшись о ходе его мыслей, Лариса сказала: – Ничего серьезного: сломана пара ребер да красота подпорчена… Слава богу, зубы на месте и нос не перебит! – Мне так жаль! – пробормотал Мономах. – Я виноват… – Вы-то тут при чем? – Я втянул вас в это дело! – Это, как вы выражаетесь, «дело» – моя работа, и мне никто не обещал, что будет легко… Не берите в голову, все в порядке. – Хорош порядок— переломанные кости! – Все нормально, правда! Лучше послушайте, что мне удалось выяснить. Думаю, опека правильно сделала, что забрала у Карпенко детей: пока мать здесь, а отец в каталажке, им будет лучше в приюте. Я хотела позвонить, чтобы и за оставшимися присмотрели, но девочка очень просила этого не делать. Что ж, она уже почти взрослая, привыкла матери помогать – справится! – Вас правда так Карпенко отделал? – Я зашла к детям, принесла кое-что из продуктов и хотела поговорить со старшей девочкой. Мы только-только накрыли на стол, как раздался звонок в дверь. Оля пошла в коридор, а потом мы услышали ее громкий визг и шум борьбы. Выскочили из кухни, а там бедная Оля пытается вытолкать папашу за дверь. Ну, вы же его видели… – Да уж, амбал еще тот! – Естественно, у нее ничего не получилось – Карпенко ее одной рукой на месте удерживал! – И вы вмешались? – А вы бы не вмешались? – фыркнула Лариса и громко охнула от боли, схватившись рукой за скулу. – Мы с мальчишкой на него навалились, но Карпенко, он как великан-людоед, скрутил нас так, словно мы были тряпичными куклами. Втолкнул подростков в квартиру, а меня, наоборот, выволок на лестничную площадку и спустил с лестницы, предварительно дав несколько зуботычин… Если бы не соседи, он бы меня убил! – Подонок! – процедил сквозь зубы Мономах. – Как думаете, долго его продержат? – Я накатала заявление, так что, надеюсь, до суда он безопасен… Во всяком случае, если правосудие существует. Владимир Всеволодович, вас не затруднит сделать то же самое? – Что, заявление в полицию написать? – Ну да, это могло бы помешать выпустить Карпенко под подписку. Опишете, как все случилось в палате в тот день? |