– Аве Мария, – ответило ему горное эхо. – Аве… ве… ве… рия… рия… рия… – И замерло вдали.
Наконец Тьерри нашел в себе силы подняться на ноги. Сев на лошадь, он медленно направил ее вверх по склону, предоставив самой выбирать усталый ритм движения. На вершине он развернул коня и оглянулся на кукурузное поле. Ему не хотелось расставаться с ним, пусть даже только до завтрашнего дня. Затем он устремил взгляд на запад, где горизонт уже не был серым, а искрился великолепными лучами заката – красными, золотистыми, розовыми и оранжевыми, ослепительно яркими, какими часто бывают зимние заходы солнца. И перед его глазами на мгновение предстал образ Девы Марии, окутанной языками закатного пламени. Вот она подняла руку в благословении и растаяла.
Тьерри протер глаза. Неужели ему действительно явилась Богородица? Он уже не сомневался в том, что это она привела его на кукурузное поле. Он смотрел, как яркие краски зимнего заката меркнут в сгущающихся сумерках. Перекрестившись, он принес торжественный обет. Когда-нибудь он вернется сюда, в долину с кукурузным полем и дикими кабанами, и приведет с собой священника, прихватив какую-нибудь святую реликвию или что-либо ценное. Он выстроит часовню в честь Девы Марии в благодарность за их чудесное спасение. И посвятит этой цели всю оставшуюся жизнь.
Глава двадцать третья
Роды
Март 1756 года
Три дня тому Гидеон привез немного семян кукурузы, тыквы, патиссонов и бобов для весеннего сева. Он стыдился того, что ему и другим мужчинам приходится выполнять женскую работу, но посев нельзя было доверить женщинам, поскольку они не имели ни малейшего представления о том, как это делается, что в полной мере относилось к Софии, Саскии и Венере. Кейтлин знала, но, пребывая на последнем месяце беременности, была слишком неуклюжа, чтобы ходить по полям и заниматься посевом.
Фактория «Ванн Стейшн» вместе с причалом располагалась на излучине реки между Лягушачьей горой и горой Лягушонок. Хижина, которую выстроил здесь Гидеон, уступала размерами «Лесной чаще», но была при этом благоустроенной и очень уютной. Все щели были плотно зашпаклеваны глиной с веточками, а стеганые лоскутные одеяла, зеркало, поднос с ивами и горшки со сковородками Кейтлин оживляли ее убранство. У Кейтлин все было готово для появления ребенка, и Гидеон в нужное время должен был привезти ее в «Лесную чащу».
Кейтлин и София нервничали и гадали, у кого из них ребенок родится первым, но, увидев однажды, как Кейтлин с Гидеоном медленно идут по фруктовому саду и как подруга опирается на руку мужа, София получила свой ответ. Разве что, подумала она, ее малыш родится в то же самое время, чтобы составить компанию ребенку Кейтлин. День выдался солнечным, яблони выбросили первые крошечные лепестки цветов, и Кейтлин то и дело останавливалась, чтобы полюбоваться ими.
«Она как будто боится, что больше никогда не увидит их», – прошелестел у нее в голове голос призрака Лавинии.
– Ступай прочь! Твое место – в могиле! – пробормотала София, яростно топнув ногой. Она не должна позволять себе подобные мысли. Когда Ванны переступили порог, она приветствовала подругу сияющей улыбкой:
– Что ж, Кейтлин, пришло время?
Та ответила:
– Думаю, да. Правда, я не уверена, поскольку никогда еще не рожала. Но схватки должны начаться уже скоро, не так ли? Я рада видеть тебя, Софи. На меня навалилось столько дел, что кажется, я не бывала здесь целую вечность. Теперь на хозяйстве остались Венера, Джек и Тоби – на тот случай, если появится плот с поселенцами или пожалуют охотники-трапперы. Рядом с тобой я чувствую себя лучше, Софи.
София тоже была очень рада видеть подругу и немедленно принялась показывать той новшества, появившиеся после ее последнего визита. На кухне в каменную дымовую трубу была встроена печь для выпечки хлеба. Теперь во время дождя вода не попадала внутрь дома. Дыры в крыше залатали дранкой, нарубленной тремя мальчишками, а с тыльной стороны было пристроено заднее крылечко, с которого открывался вид на сад и долину с участками, которые в качестве своей собственности разметили Сет, Нотт, Мешак и Руфус. Все они в преддверии весенних посевных работ переселились в свои дома, забрав с собой домашнюю утварь, которую разделила между ними София. Стоя на крыльце, София показала их хижины Кейтлин, заметив, что поднимающийся из труб дым внушает ей успокоение. Создавалось впечатление, что вокруг раскинулась целая деревня.
Анри, Гидеон, Сет, Руфус, Нотт и Мешак уехали в поле на лошадях, чтобы решить, какие культуры и где будут посажены, а Тьерри отправился на поиски стада бизонов, которое Гидеон выследил у входа в долину. С тех пор как Тьерри обнаружил кукурузное поле, брошенное соплеменниками Гидеона, они питались почти исключительно разваренной кукурузой, кукурузными же лепешками да дикой свининой. И хотя они были чрезвычайно благодарны тому, что эта еда уберегла их от голодной смерти, им хотелось разнообразить свой рацион. Гидеон показал им склон, на котором начал пробиваться лук, и Зейдия с Малиндой принесли оттуда полную корзину зелени.
У обеих женщин наступили редкие минуты отдохновения. Кейтлин принесла с собой немного сассафрасового
[20] чая, а София по такому случаю достала из корзины под кроватью фарфоровые чашки, некогда принадлежавшие Анне де Болден. Они вдвоем по-дружески расположились на скамье, пристроенной сбоку на крыльце, пригласив за компанию Малинду, которая, по своему обыкновению, молча потягивала чай. Они часто забывали о ее существовании, и девочка могла часами молча играть со своей куклой, если ей не давали никаких поручений или рядом не оказывалось Джека. Они шили детскую одежду и обсуждали, как лучше всего дать подняться дрожжевому белому хлебу, если им когда-либо повезет настолько, что у них вновь появится белая мука, или как консервировать ежевику в меде, если им случится наткнуться на пчелиный рой. Над горами начали сгущаться тучи, и они надеялись, что мужчины не окажутся застигнутыми врасплох грозой.
Кейтлин то и дело умолкала, переводя дыхание и откладывая в сторону шитье. Наконец она отправила Малинду поставить горшок на плиту, чтобы вскипятить воду для новой порции чая, и сказала:
– Софи, ты пообещаешь мне одну вещь?
– Да.
– Если я умру, ты обещаешь присмотреть за ребенком? И за Гидеоном тоже?
– Не смей говорить о смерти!
– Но ведь женщины умирают при родах. Вспомни свою мать. Или мать Малинды. А ты единственный человек на всем белом свете, которому я бы доверила своего ребенка, если меня не станет.
– Кейтлин, перестань! Все будет хорошо.
– Но если со мной что-нибудь случится, тогда… мне будет легче принять, что на все воля Божья… Я вдруг испугалась, потому что не попросила тебя об этом раньше… Я не боялась смерти, когда поняла, что беременна, я просто была счастлива. Но… теперь я могу думать лишь о том, что на всем белом свете за ребенком и Гидеоном присматривать будет некому. И потому мне страшно. И я буду бояться не так сильно, если ты скажешь «да». Прошу тебя!
