— К сожалению, в кратком курсе миртранского бойца, который мы прошли, не было сказано о том, как это чудо техники включается, так что… Да и меня вполне устраивает музыкальный центр. Давайте ужинать, — скомандовала я, поставив на стол последнюю тарелку. Молчание трапезы нарушила Грета, причем выбрав самую неподходящую тему.
— Ника, я знаю, что вы с Максимом…
— О, черт. Грета, нас с Максимом нет, есть истеричная предательница команды и ненавидящий ее и малость обнаглевший командир. И, предотвращая все ваши дальнейшие слова по этому поводу, хочу сказать, что он меня не простит. Я разведку провела перед… перед тем, как сбежать, — сообщила я, медленно, но верно теряя аппетит. Музыка, танец, его прикосновения, наше дыхание… Наше. Как нереально звучит-то.
— Просто ему сейчас тяжелее, чем остальным…
— Ну тут вы тоже руку приложили, уж простите. Я зарекалась не влюбляться, но не сдержала обещания, и вот, что получилось. Пообещаю себе еще раз и попытаюсь не сорваться снова, — сказала я, беспечно пожав плечами. Теперь мне уже точно кусок в горло не лез. — Да, ему наверняка сейчас несладко, но что с того? Ненависть от этого никуда не денется. И вообще, — я закусила губу и отодвинула тарелку с жареным мясом подальше, — Эрика сказала, что у него едет крыша, а от помощи Глеба он отказывается.
— Я бы отправилась к ним, чтобы хоть как-то исправить ситуацию и искупить вину, но мы с тобой схожи также в отсутствии силы.
— Слушайте, да у вас талант напоминать о самом неприятном, — сквозь зубы проговорила я.
— Прости. Но нужно принимать правду такой, какая она есть, — наградила меня еще одной философской фразой Грета.
— Принять свою инвалидность? Вот уж нет, лучше просто о ней не думать. Авось забуду.
— Авось? — переспросил женщина. — Что это?
— Ну, это слово такое, оно означает… Хм. В общем, не заморачивайтесь, — отмахнулась я, действительно задумавшись над тем, как же растолковать это слово незнающему человеку.
— Потеря силы не конец света, Ника, — пыталась до меня достучаться Хранительница. — Посмотри на меня: я ведь не убиваюсь.
— Ну так вы только сегодня без силы остались! Погодите, через недельку вы погрязнете в глубокой депрессии, — спрогнозировала я, решившись вернуться к трапезе.
— Спасибо за предупреждение, — усмехнулась женщина.
— К тому же, когда силу забирает враг — это не так больно, как если нечто подобное совершает друг.
— Он ведь тебе…
— Злейший враг он мне теперь, и давайте больше не будем об этом говорить, если вы не хотите моей слезной истерики и битья головой о стену, — отрезала я, сделав большой глоток чая и поперхнувшись. Грета потянулась ко мне рукой, чтобы оттарабанить по спине, но я молниеносно отпрянула.
— Простите, рефлексы: ваше движение почему-то показалось моему сознанию отнюдь не дружелюбным. Да форма эта еще… К сожалению, из моей одежды вам вряд ли что-то подойдет. Может, сказать Николаю, чтобы принес одежду? — предложила я, уже намереваясь направиться к телефону.
— Мне кажется, что работа посыльным не придется ему по душе, — с веселыми нотками в голосе ответила Грета. Я приземлилась на место.
— Я думаю, для вас он сделает что угодно.
— С чего ты взяла? — встрепенулась Грета порозовев. Как школьница, ей-богу.
— Вот только не нужно делать вид, что вы не вникаете в смысл моих слов. Слепой заметил бы, как он на вас смотрел, да и вы глазами стреляли только так.
— Я? Стреляла глазами? — задохнулась от изумления Хранительница, наверняка не веря в то, что какая-то девчонка сует нос в ее сердечные дела, да еще с такими поучительно-отчитывающими интонациями.
— Ну не я же. И вообще, какой такой пожар вы устроили? Вы же Хранители, не стыдно вам? И, судя по короткому разговору, между вами точно что-то было.
Грета в потрясении хлопала ресницами. Внутренний голос наконец-то смог докричаться до меня и стал занудно вдалбливать в мой мозг, что непозволительно говорить в такой манере с Хранительницей о субъекте ее симпатии. Но со своим внутренним голосом и совестью в одном лице я не в лучших отношениях, так что слушать их не стала. Женщина все еще пребывала в ступоре, что откровенно меня забавляло. Я оглядела опустевшие тарелки и поднялась на ноги.
— Можете подготовить еще одну оправдательно-эпическую речь, а я пока посуду уберу.
— Я помогу, — очнулась Грета, вернув лицу нормальный цвет кожи.
— Да сидите уже, сама все сделаю.
Когда я домывала последнюю тарелку, Хранительница зашла в кухню и принялась разглядывать журчащую воду в фонтане. Я пожала плечами и снова повернулась к раковине, вслушиваясь в шум воды и звон посуды. Обычно меня это отвлекало и успокаивало, но сейчас все внимание приковывала Грета, явно собирающаяся что-то рассказать.
— Мы начали встречаться, когда мне было восемнадцать, — заговорила женщина в тот момент, когда я выключила воду. Наконец-то среди всего этого военного и исторического бреда промелькнет романтическая история о любви. — Николаю тогда было почти шестнадцать.
Ах, она коварная девушка, влюбившая в себя наивного миртранского парня! Не зря мне казалось, что он выглядит моложе нее.
— Его родители не одобряли наши отношения, но вряд ли дело было только в возрасте. Скорее всего, их пугал мой жуткий характер. Наверное, они боялись, что я плохо повлияю на их сына. Хотя причина неприязни состояла и в том, что ему давно подыскали другую невесту. Я ее не помню, но она вроде была из довольно обеспеченной семьи, умная и скромная. В общем, ее кандидатура постоянно затмевала мою.
Значит, молодость Греты все время сопровождалась косыми взглядами и упреками со стороны родственников Николая. Да уж, в такой обстановке характер не улучшится. Надо было послать всех к чертям и сбежать с Николаем в какую-нибудь деревушку.
— Но меня это ни капли не пугало и уж тем более не останавливало. Николай тоже, несмотря на угрозы со стороны родителей, продолжал со мной встречаться. Однажды родители сообщили ему, что в скором времени состоится его знакомство с семьей невесты. Ты бы видела, как мило он возмущался, — с теплой улыбкой проговорила Хранительница, и у меня отчего-то сжалось сердце. Никогда не любила светло-печальные улыбки, у меня от них дыхание перехватывает и ком в горле застревает.
— Я ради шутки предлагала ему разные варианты того, как можно избежать встречи с той семьей, но он выбрал самый безумный и, честно говоря, идиотский способ. Тот самый пожар, о котором ты уже слышала. Свой выбор он мотивировал тем, что тушение пожара будет очень правдоподобным поводом отказаться от похода в гости. В поджоге я не участвовала, только помогала тушить, причем в нас не было ни грамма страха, мы столько смеялись во время и после тушения. Для нас было неважно, что мы делаем, важно было то, что мы делаем это вместе. Мы были похожи на безумных… — прошептала Грета и сделала паузу. Я, почувствовав, что у меня затекли мышцы, медленно села на табурет. Она так рассказывает о былых чувствах, как же она могла променять их на жизнь Хранителя? Никогда не поверю, что чувство долга смогло пересилить любовь, время-то было не военное, чтобы взывать к патриотизму.
