— Я скучаю по ней, но Зитсу гораздо тяжелее, она чуть не сломалась тогда. Но потом как-то резко изменилась, стала жестче, чем была раньше, и взяла роль руководителя в нашей семье. — Девушка пожала плечами, показывая, что это было что-то само собой разумеющееся.
— А вы с ней общаетесь, как раньше? — «Блин, ну это-то я зачем спросил? Оно мне надо?»
— Нет… Наши отношения, чувства, они обострились. Мы стали сильнее любить друг друга, сильнее ненавидеть…
— Ненавидеть?
— Да, это из-за Воинов… Когда они впервые заявились в наш дом, раздумывая, как бы поразвлечься после «тяжелой» службы, мы обе сопротивлялись. Ничем хорошим это не закончилось. Ну, ничем хорошим для нас, — с горькой усмешкой уточнила Улитарис, и с губ Глеба сорвались такие пожелания в адрес этих Воинов, что у девушки в удивлении распахнулись глаза от обилия услышанных неизвестных слов. — Перед уходом они пригрозили, что расскажут в столице о подземном саду, если мы сбежим, и тогда нас выследят, поймают и отправят в тюрьмы. В первый раз истерика была у нас обеих. Вдобавок ко всему они сожгли один маленький дом, в нем жила немолодая женщина. Нет-нет! — Тари замахала руками, увидев выражение лица парня. — Ее не было в доме! Они сказали, что это «наказание за нашу несговорчивость». Я испугалась. Я боялась, что, если мы будем продолжать сопротивляться, они уничтожат все, что только возможно! И я смирилась с их постоянным появлением. Зитсу — она не такая, она каждый раз сопротивляется, борется, она готова умереть, но не отдаться в лапы этих чудовищ. И в результате на утро я все время залечиваю ее многочисленные царапины и синяки. Она каждый раз кричит, что ненавидит меня за мою «жалкую покорность», и мне нечего сказать в ответ. Потом она извиняется и говорит, что все равно очень любит меня, что я поступаю более благоразумно, стараясь не навлечь гнев на нас всех. Она чувствует вину, считая, что все только ухудшает своими действиями, и испытывает благодарность мне. В такие моменты Зитсу страшно плачет, потому что она ненавидит и любит меня, ненавидит себя в два раза сильнее. А я не могу ее утешить, потому что не имею права, я такая мерзкая! Но ведь я просто боюсь за нас, за наше поселение. Скажи, что мне делать в этой ситуации? О чем думать, что говорить?! Мы все виноваты, невинных здесь нет уже очень давно.
Девушка убрала подушки и прислонилась спиной к холодной разрисованной стене. Она не плакала, в ее глазах зарождалось какое-то безумие, которое уже наверняка давно пытается вырваться наружу. Глеб еле-еле подавил желание обнять Тари сию же минуту, с болью подумав, что ей хватило мужских объятий на много лет вперед.
— Эту комнату мама разрисовала? — неожиданно для себя самого спросил он. Улитарис моргнула в знак подтверждения.
— Да, это ее работа. Она разрисовала все комнаты в нашем доме, и я очень рада, что она оставила такую память о себе. А еще она рисовала людей, у нее получались очень хорошие портреты. Я уверена, она бы хотела нарисовать тебя, — с милым смущением проговорила девушка и даже набралась смелости, чтобы дотронуться своими тонкими пальцами до лица Глеба. Он на мгновение закрыл глаза и улыбнулся, наслаждаясь едва уловимым прикосновением. Переплел ее пальцы со своими и заглянул в глаза цвета сочного неба. Все вполне могло закончиться тем, что должно было состояться вначале после принесенного стакана воды, только уже по обоюдному согласию. Внезапно взгляд Тари наполнился невесть откуда взявшимся омерзением, и она выдернула свою руку из ладони Глеба.
— Нет! Вы все одинаковые, мерзкие животные! Я знаю, Зитсу сказала мне, что раненая девушка тебе не просто подруга! И ведь сестра искренне поразилась тому, что среди Воинов существуют настоящие чувства! И когда девушка там, лежит полуживая, ты здесь, ты… Я ненавижу вас! Ты специально устроил все это, чтобы поиграть со мной, чтобы все прошло не как обычно? Ты, ты… — Улитарис вскочила с кровати, но наступила на злосчастный стакан и упала бы, если бы Глеб не успел ее подхватить. Уже без раздумий обняв ее, рыдающую и брыкающуюся, он зашептал ей объяснения в самое ухо, подметив, как чудно пахнут ее волосы.
— Тари, успокойся, прошу! Она моя сестра, слышишь? Сестра!
— Сестра? — почти одними губами повторила Тари и вмиг обмякла. — Правда? Тогда теперь ты еще больше кажешься мне странным… Странный Воин.
Глеб не выдержал очередного обращения «Воин» к себе и зарычал, отодвинув от себя Улитарис, но не выпустив ее плеч.
— Хватит! Довольно называть меня так! Я не хочу числиться в одном ряду с этими мерзкими ублюдками, слышишь? Я не Воин Горной Долины, Тари, никогда им не был и очень этому рад! Я Защитник Миртрана!
Девушка замерла и судорожно вдохнула побольше воздуха. Затем она сбросила со своих плеч руки Глеба и отодвинулась к стене, закрыв лицо ладонями и туда-сюда мотая головой. Глеб начал медленно осознавать, что это уже точно было ошибкой, но атаковать Тари у него бы рука не поднялась. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, голова закружилась, наградив хозяина тошнотой. Страх обволакивал Глеба со всех сторон.
Когда Улитарис открыла лицо, ее глаза горели каким-то безумным, хищническим злорадством, и парню сделалось еще хуже. Он осторожно шагнул к Тари, но та отодвинулась и молниеносно выбежала из комнаты.
Глава 18
Глеб не шевелился, молча разглядывая стену с нарисованным полем. Он только что раскрыл тайну своей сущности незнакомой девушке из Горной Долины. Спрашивается, с какой стати? Ее взгляд… Он явно не предвещал ничего хорошего. Столько безумия, столько жажды — жажды чего-то зловещего.
— Идиот. Кретин. Придурок! — рычал парень на самого себя, пытаясь сообразить, что же теперь делать. Всё признание Тари — было ли оно правдой? Неужели девушка выдумала все это, чтобы усыпить его бдительность? А вдруг она побежала оповещать Воинов Горной Долины?!
Глеб, сделав пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть как-то успокоиться, направился к Максиму. Сейчас наступил первый в жизни момент, когда он действительно боялся своего командира, потому что так облажаться было сродни маленькому апокалипсису. Парень, дойдя до двери, за которой наверняка уже давно спал Макс, едва слышно постучал трясущейся рукой. Разумеется, ответа не последовало. Глеб застучал громче, и несколько минут спустя из-за двери раздался приглушенный хрип.
— Кого там черти притащили… Войдите. — Похоже, Максим произнес это, не поднимаясь с кровати. Глеб, весь взмокший от сжавшего горло страха, зашел внутрь. Постояв пару секунд в полнейшей темноте, он все же включил свет. Яркие лампочки моментально зажглись по всей комнате, и командир рефлекторно зарылся в подушку от слепящего глаза освещения.
— А вот это вообще жестоко было! Глеб, ты? Чего надо? Война? — с усмешкой поинтересовался парень, не отрывая лица от подушки. Повелителю Земли и так было не до смеха, а после упоминания о войне стало совсем плохо.
— Ну… Что-то вроде того… — промямлил он, желая от позора провалиться под землю сейчас же. Максим наконец-то поднял голову и нахмуренно посмотрел на друга.
