Книга Прежде чем иволга пропоет, страница 45 – Елена Михалкова

– Господи, твоя воля! – Гордей Богданович, возникший рядом, истово перекрестился. – Первый раз такое вижу. Из-за чего обвалилось-то? Как динамитную шашку взорвали, ей-богу…

– Кто кричал? – спросил Кирилл. Это интересовало его сейчас намного больше, чем причина обвала.

– Макар кричал, – пробасили сзади.

Кирилл обернулся и посмотрел на Илюшина.

– Я заметил, что камень треснул. – Голос сыщика звучал так, словно он извиняется за доставленные неудобства. – Вес у нас с вами примерно одинаковый, имело смысл позвать на помощь Сергея. У него призвание – являться в последний момент, как ангел-хранитель.

Кирилл непроизвольно потер плечо. Ангел-хранитель лишь чудом его не вывихнул.

– Спасибо… – пробормотал он.

– Нормально все, забудь, – сказал Сергей.

Илюшин кивнул.

Кирилл потоптался на месте. Сел на землю. Машинально сорвал какую-то травинку, сунул в рот и долго жевал, пока не ощутил на языке горечь.

Остальные стояли за его спиной и обсуждали случившееся. Кирилл слышал их голоса так, словно это было радио, работавшее в соседней комнате, – четко, но в то же время в отдалении. Чухрай твердил, что ничего подобного раньше не случалось; Бабкин расспрашивал о землетрясениях, всезнайка Илюшин объяснял, что озеро Панаярви не что иное, как глубокий тектонический разлом, но вообще в Карелии не бывает землетрясений сильнее пяти баллов – асейсмичная зона. «Завтра же в церковь…» – доносилось до Кирилла. «Восстанавливать-то как?» – «А смысл? Не сегодня рухнет, так завтра…» – «Какое восстанавливать, вы что! Чуть не убился человек…»

Кирилл молчал, тупо разглядывая скалы. Чухрай с Сергеем осторожно подошли ближе к краю обвала. «Когда придем в лагерь, я вернусь сюда и срежу этот мост к чертовой бабушке», – сказал лодочник и сочувственно поглядел на Кирилла.

Его неразговорчивость они все списали на потрясение.

Однако Кирилла ошеломил вовсе не обвал и не проскользнувшая в шаге смерть, мимоходом похлопавшая его по плечу. Предчувствие оправдалось: он действительно чуть не погиб. Но значение имело не это.

Пока он, точно баран, таращился на щель, младший из сыщиков оценил ситуацию и принял единственно верное решение: позвал на помощь. Этот поступок еще оставался в рамках понимания Кирилла. Не будь он в таком опьянении от собственной отваги, может быть, и сам сообразил бы, к чему дело идет.

Но у него не укладывалось в голове, как мог Сергей, этот огромный увалень, переместиться с того места, где он находился, на обрыв и подхватить его в воздухе, точно один цирковой акробат другого.

Как эти двое могли так слаженно действовать?

КАК?!

Все выглядело так, словно они сотню раз репетировали этот трюк. Трещина-крик-прыжок. Трещина-крик-прыжок.

Фантастика.

– У тебя сегодня второе рождение! – серьезно сказал Чухрай. – Если бы не парни… А ты счастливчик, Кирилл. Береженый. Тебя Бог в макушку поцеловал. Пойдем, в дороге очухаешься. Дорога лучше всего от этого помогает.

Кирилл даже не спросил, от какого этого. Лодочник был прав в одном – он действительно счастливчик. Но вовсе не потому, что спасся.

Огонь потрескивал, рыжие змейки сновали по обгоревшим поленьям. Перед ними было тепло и свет, а за спиной стояла холодная ночь, разбеленная до сумерек.

Чухрай сложил костер как бывалый походник. Сварил в котелке картошку, отказавшись от предложенной помощи, вытряхнул в нее тушенку. Разложив ужин по мискам, хлопнул себя по лбу и вытащил все из того же бездонного рюкзака здоровенную флягу.

– Настойка на антоновке. Вещь!

Вечерние хлопоты о ночлеге и ужине постепенно заслонили от Гордея Богдановича чуть было не случившуюся беду, но он по-прежнему ощущал ее старческое кисловатое дыхание. Беда не осталась в заваленном ущелье, она следовала за ними. Он посматривал на троих, сидевших у костра, твердил себе, что все целы, все обошлось, – и тянул к огню руки, никак не мог согреться.

Кирилл его насмешил: сначала, когда выбрали место для стоянки, стал разбирать сухие ветки, подпрыгнул как заяц и чуть не заорал. Оказалось – наткнулся на дохлую ворону, над которой попировали невидимые обитатели поляны. Побледнел, бедняга, и побежал в кусты – тошниться.

Нервный какой, надо же.

Руки то и дело протирает салфетками. Как будто вокруг не лес, а выгребная яма.

И на каждом шагу все просчитывает, увязывает одно с другим. Чухрай, забавы ради, попросил его решить, где будет костер. Видел, что тот в этом ни бельмеса ни сечет. Однако без всякого опыта Кирилл вычислил, как будет правильно. «Вот тут, – говорит. – С одной стороны, деревья близко, за дровами не придется далеко идти. Но и кроны высоко, от искр не загорятся. Скала рядом – она, наверное, сработает как экран, чтобы зря тепло не тратилось. Сработает же?»

Гордей Богданович подтвердил, что так все и есть.

Нервный, а умник. Повезло на умников в этом походе.

«А с другой стороны, что я к парню придираюсь? – спросил себя Чухрай. – Может, если бы меня самого в последний момент вытащили за шкирку из могилы, я бы до сих пор заикался».

Он прислушался к спору Макара и Сергея.

– У тебя есть ответ на вопрос, зачем люди вообще читают книги?

Это спросил Бабкин, явно продолжая давно начатый разговор, который, как часто бывает с бесконечными разговорами, обрывался и начинался заново в любое время в любой подходящей ситуации.

Чухрай одобрительно кивнул. Сам он чтение книг считал баловством, но относился с пониманием. Некоторые трубку курят, как он сам. Другие вяжут. Третьи вот романы читают.

Илюшин посмотрел на друга свысока и ухмыльнулся.

– Разумеется, – с легким раздражением сказал Сергей, – само собой, у тебя есть ответы на все вопросы.

– Не на все. Только на простые.

– Тогда объясни.

– Не берем в расчет примитивные мотивации вроде «нравится», или «больше ничем не умею занять собственные мозги», или «приучили и с тех пор не могу отвыкнуть». В целом, все просто. Из двух первобытных людей с одинаковыми физическими данными дольше жил тот, кто при встрече с саблезубым тигром знал, чего от него ожидать. Из трех пещерных женщин, собиравших корешки для супа, в живых оставалась та со своей семьей, которая уже что-то слышала от своей матери о корешках. Я к чему веду? Залог выживания человеческой особи – это приращение опыта. Чем больше знаешь, тем выше шанс уцелеть во враждебной среде. В наше время нет необходимости спасаться от хищников или травиться дикими ягодами. Но эволюционный механизм, позволивший сохраниться популяции, запущен и вовсю работает. Глобально мы читаем, чтобы остаться в живых. Присоединяем к своему ничтожному опыту чужой, огромный, накопленный тысячами живущих до нас и вместе с нами.

Бабкин помолчал, осмысливая.