Онлайн книга «Годы риса и соли»
– Надеюсь, мы сможем всё обсудить. Я знаю способы разобраться в этом вопросе. – Возможно. Вскоре хуэйский доктор откланялся. После его ухода Кан бродила по дому, из комнаты в комнату, и встревоженная Пао следовала за ней по пятам. Она заглянула в комнату Сиха – та пустовала, книги стояли на полках нетронутые. Наверняка Сих убежал к реке гулять со своим другом Циньу. Кан заглянула на женскую половину, посмотрела на ткацкий станок, от которого во многом зависело их финансовое благополучие; на письменный стол, чернильницу, кисти, стопки бумаги. Гуси летят на север на фоне луны. Сыновья взрослеют и уходят. Старая скамейка в моём саду. Иногда просто хочется риса и соли, Сидеть цветком, вытянув шею. Га-га-га! Улетайте, гуси, улетайте! Оттуда – на кухню и в сад, разбитый под старым можжевельником. Она не проронила ни слова и молча удалилась в свою опочивальню. Однако в ту ночь домочадцев снова разбудили крики. Пао выбежала вперёд остальных слуг и увидела вдову Кан обмякшей на садовой скамейке под деревом. Пао одёрнула на груди своей госпожи распахнувшуюся ночную сорочку и втащила её на скамью. – Госпожа Кан! – закричала она, потому что глаза госпожи были широко открыты, но не видели ничего в этом мире. Её глаза, ставшие совершенно белыми, смотрели сквозь Пао и остальных, видя других людей и бормоча что-то на других языках. – Иншалла, иншалла, – вырывалось из неё комом звуков, всхлипов, писков, – ум манна пада хум, – и всё не своими голосами. – Призраки! – взвизгнул Сих, разбуженный шумом. – Она одержима! – Пожалуйста, тише, – прошипела Пао. – Нужно вернуть её в постель, пока она не проснулась. Она подхватила Кан под одну руку, Чуньли подхватил под другую, и вместе они подняли её со всей осторожностью, на какую были способны. Она казалась не тяжелее кошки, гораздо легче, чем должна была быть. – Аккуратнее, – остерегла Пао, когда они втащили её на подоконник и уложили на пол. Даже теперь она подскочила с пола, как марионетка, и произнесла голосом, похожим на её собственный: – Маленькая богиня, несмотря ни на что, умерла. Пао известила о случившемся хуэйского врача, и тот прислал со слугой записку с просьбой о новой встрече. Кан фыркнула, бросила записку на стол и ничего не ответила. Но через неделю слугам было велено приготовить обед для гостя, и в воротах появился Ибрагим ибн Хасам, моргая за стёклами очков. Кан приветствовала его с величайшим почтением и провела в гостиную, где был накрыт стол и выставлен лучший фарфор. После того как они отобедали и попили чай, Ибрагим кивнул и сказал: – Мне сообщили, что у вас был ещё один приступ лунатизма. Канг покраснела. – Мои слуги распускают языки. – Сожалею. Но это может иметь отношение к моему расследованию. – Увы, я ничего не помню о случившемся. Я проснулась дома, и все были ужасно обеспокоены. – Да. Но возможно, вы позволите расспросить ваших слуг? Вдруг они знают, что вы говорили, находясь под… действием чар? – Разумеется. – Спасибо, – он снова поклонился с места и сделал глоток чая. – И ещё… Я хотел спросить, не будете ли вы возражать, если я попытаюсь вызвать на разговор этот… голос внутри вас. – Как вы предлагаете этого добиться? – Есть метод, разработанный врачами аль-Андалуса. Своего рода медитация, сосредоточенная на объекте, как в буддийских храмах. Помощник вводит медитирующего в определённое «состояние», и в некоторых случаях внутренние голоса разговаривают с помощником. – Как похищение душ? Он улыбнулся. – Никакого воровства. Это, по большей части, обычные разговоры. Мы как бы взываем к духу отсутствующего человека, как наедине с собой. Как призыв души, распространённый у вас на юге. Затем, по окончании медитации, всё возвращается в прежнее состояние. – Вы верите в душу, доктор? – Конечно. – А в похищение душ? – Хм. – Он надолго умолк. – Думаю, эта концепция берёт своё начало в китайском понимании души. Быть может, вы поможете мне разобраться? Проводите ли вы различие между хунь, небесной душой, и по, телесной душой? – Да, разумеется, – ответила Кан. – Это всё части инь-ян. Душа хунь принадлежит ян, душа по – инь. Ибрагим кивнул. – И душа хунь, будучи светлой и активной, изменчивой субстанцией, может отделиться от живого человека. И отделяется по ночам, когда человек спит, а возвращается по его пробуждении. Как правило. – Да. – И если она не возвращается, случайно или намеренно, это выражается в болезнях, особенно у детей при, например, коликах, а также в различных формах бессонницы, безумия и тому подобного. – Да. Теперь вдова Кан отводила от него взгляд. – И за душой хунь как раз и ведут охоту похитители душ, предположительно бродящие по окрестностям. Цзяо-хунь. – Да. Похоже, вы в это не верите. – Нет-нет, вовсе нет. Я стараюсь судить о том, что вижу. И я, несомненно, понимаю, о каком различии идёт речь. Я сам странствую во сне – поверьте, ещё как странствую. И я лечил бессознательных пациентов, чьи тела продолжали исправно – можно сказать, без сучка и задоринки – функционировать, в то время как они годами, годами без движения лежали в своих постелях. Одной из них я отирал лицо, умывал ресницы, и вдруг она сказала: «Не делай этого». После шестнадцати лет. Да, думаю, я видел, как душа хунь отлетала и возвращалась. Думаю, тут так же, как и во всём остальном. У китайцев есть определённые слова, определённые понятия и категории, в то время как у мусульман есть другие слова и, соответственно, немного иные категории, но при ближайшем рассмотрении можно сравнить их и увидеть, что на самом деле они одно. Потому что реальность едина. Кан нахмурилась, как будто не соглашаясь. – Вы знаете стихотворение «Я умер камнем»? Нет? Его написал Руми Балхи, первый из дервишей и духовный вдохновитель мусульман. Он стал читать: Я умер камнем и вернулся растением, Умер растением и вернулся животным, Умер животным и вернулся человеком. Чего мне бояться? Что я терял, умирая? И я снова умру человеком, Чтобы к небесным ангелам воспарить. И когда принесу в жертву свою ангельскую душу, Я стану тем, что разуму неподвластно. – Эта последняя смерть, думаю, относится как раз к душе хунь, которая отделяется и переходит к некой трансцендентности. |