Лекарь бросил на Эстаса короткий взгляд:
— И, разумеется, без изъянов.
Будто мысли прочитал! Руки чесались купить какую-нибудь красивую шкатулку и надколоть резьбу или камушек. Несильно, чтобы с первого взгляда не было заметно. Но знание, понимание того, что вещь подпорченная, грело бы душу. Мелочно? Возможно. Зато приятно! Хоть какое-то отмщение за унижение!
— Разумеется, — сухо бросил Фонсо.
— Как Тэйка восприняла новости? — полюбопытствовал лекарь.
— Плохо, — честно признался Эстас. — Но она умная девочка, будет вести себя так, что и поверенная не придерется.
Дьерфин задумчиво кивнул и погодя ответил:
— Поверенная уедет, королева далеко. А жена останется. И в любом случае вам жить вместе три года под одной крышей.
— Это ты к чему? — хмуро глянув на лекаря, уточнил Фонсо.
— К тому, что не на поверенную нужно хорошее впечатление производить, — вздохнул Дьерфин. — Но, хвала Триединой, я далек от игр дворян. Мне проще.
Командир вздохнул. Жаль, что его судьбой богиня распоряжается иначе.
Тэйка выглядела чудесно. Светлое платье с темно-зелеными узорами, теплый коричневый кожушок, расшитый бисером и черными нитями, яркая изумрудная лента — настоящая принцесса. Эстас улыбнулся, погладил дочь по голове.
— Ты такой красивый, когда нарядный, — похвалила Тэйка.
— Сегодня важный день, — спокойно ответил он. — Пожалуйста, кто бы тебя ни спрашивал, отвечай только, что благодарна Ее Величеству, а все остальное решат взрослые. Хорошо? Справишься?
Тэйка хмыкнула:
— Я буду отвечать правду. Что все остальное решит мой папа!
Эстас Фонсо улыбнулся, обнял дочь:
— Ты мне очень поможешь, если не забудешь благодарить Ее Величество.
Часовые предупредили, едва завидев карету и повозки на подступах к крепости. Командиру хватило времени и спуститься во двор, и поправить Тэйке воротник, и привести себя в чувство, и дать приказ равняться на первую леди, которая выйдет из кареты. Сомнений в том, что это будет именно леди Льессир, командир Фонсо не имел.
Воцарившуюся неприятно напряженную тишину нарушал приближающийся стук копыт, чуть слышное поскрипывание рессор, похрапывание лошадей, усиленное эхом. Карета с гербом Льессиров появилась первой. Кучер проворно слез с облучка, распахнул дверцу — миловидная женщина лет пятидесяти, небрежно придерживая драгоценную парчу, опустила ногу на ступеньку.
За прошедшие восемь лет леди Льессир почти не изменилась. Только поседела чуть больше, добавилось морщин у рта. К сожалению, они показывали, что этой женщине редко приходилось улыбаться, а вот брезгливых ухмылок, таких же, как сейчас, ее лицо знало значительно больше.
На приветствие она ответила словесной оплеухой. А потом добавила еще одну. Недюжинных сил стоило сдержаться и ответить так, будто он не понимал истинного значения слов. Предложение представить ему «жену» — очередное издевательство, попытка втоптать его в грязь! Испытание на прочность, тонкостей которого не поймет даже Дьерфин! Для него это простые слова!
— Виконтесса…
Что? Поверенная только-только подчеркнула, что невеста безродная!
— … Кэйтлин Россэр.
Россэр? Быть не может! Это одна из древнейших фамилий Итсена! Что за бред несет эта женщина?
Кучер услужливо распахнул дверцу кареты, внутри послышался шорох.
Черное платье, черный плащ с серебряным шитьем — траур? Верно, поводов для радости маловато. Белая не натруженная рука, придерживающая подол, — на простолюдинку не похоже.
Эстас Фонсо в мгновение ока оказался рядом с каретой, там, где и должен был, как хозяин крепости, как жених, что бы он ни думал о королевской милости и свой роли.
Тонкий стан, глухое платье, украшенный длинными перьями воротник, бледное лицо… О небо!
Триединая, за что?? Остриженные черные волосы!
Захотелось одернуть руку, не касаться падшей, но красивые пальцы без колец уже дотронулись до его ладони. Прикосновение спокойное, уверенное и… трепетное что ли. Такое бывало только в юности, на балах в кадетском корпусе.
Он поднял взгляд и посмотрел на присланную ему в жены.
«Зеленоглазая Кэйтлин»… Теперь все сходилось! Королевская подстилка! Густав себе в постель простолюдинок не укладывает. Ради каких демонов его, Эстаса Фонсо, впутывают в это дело?
Ему не выйти победителем, как ни крутись! Придется прикрывать чужой позор и считать это честью! Растить королевского выродка… Он стиснул зубы, одернул себя… ребенка. Растить королевского ребенка, как своего.
— Рад приветствовать вас, миледи, в крепости Рысья лапа, — голос, как ни удивительно, слушался, прозвучал спокойно.
Молодая женщина, которой не было и двадцати пяти, оценивающе приподняла левую бровь и холодно, будто делала ему одолжение, проронила:
— Благодарю, командир Фонсо.
Ее рука была теплой, но прикосновение жгло чужим позором и его собственным унижением. Эстас с нетерпением ждал момента, когда же можно будет выпустить пальцы виконтессы так, чтобы злорадная ухмылка леди Льессир не стала шире. Нельзя показывать ей, как ранила королевская милость!
Он говорил о своих подчиненных и постоянно чувствовал на себе изучающий взгляд зеленоглазой Кэйтлин. Остриженная стояла рядом, горделиво развернув плечи, выпрямив спину, будто короткие волосы были почетным отличительным знаком, а не признаком порочности, уродства души.
Надменная, высокомерная развратница! Это ж во скольких постелях надо было побывать, чтобы виконтессе, титулованной дворянке, волосы отрезали?
Ей нечего здесь делать! Нечего! Но он мог на это лишь намекнуть. Судя по выражению глаз порочной красавицы, она поняла верно.
К виконтессе и ее горничной подошла Марика, поклонилась, положив правую руку на грудь. Служанка развратницы удивленно хлопала глазами, сама леди Россэр недоуменно подняла брови, однако с Марикой заговорила спокойно, благожелательно. Командиру хотелось бы приписать потаскухе брезгливость или пренебрежительность, но этим она, в отличие от леди Льессир не грешила. И то хлеб.
Выждав, пока подруга королевы отдаст распоряжения о вещах, будто рыси были настолько непроходимо тупы, что не догадались бы, кому принадлежат дорожные сундуки с гербом Льессиров, командир подошел к женщине.
— Ваше Сиятельство, я внимательно прочитал приказ Ее Величества. Там сказано, что все необходимые распоряжения и объяснения я получу от вас, — так учтиво и чинопоклоннически, как только мог, начал Эстас. — Я хотел поинтересоваться, когда вы посчитаете возможным посвятить меня в детали происходящего.
— Время до обеда я посвящу только себе, — свысока ответила леди Льессир. — С вами я поговорю после, вечером. Это будет долгая беседа. Надеюсь, вам хватило понимания ситуации, чтобы договориться со священником на завтра?
