Онлайн книга «Позывной «Крест»»
— Надеюсь, еще увидимся в Дамаске, — сказал профессор главному смотрителю, спускаясь с крылечка гостиницы. — В котором часу уезжаете? — спросил Асаад. — В пять утра из Тадмора выезжают автобус и машина с полицией. Я переночую у Али. — Будьте осторожны, — напутствовал Халид. Интересно, кому-нибудь хотя бы раз помогли такие напутствия, как «осторожнее» или «не болей»? Зачем их говорят люди на всех языках мира? — Не волнуйся, три часа до аэропорта, а оттуда в Польшу. А вы на что надеетесь? Закрывайте музей и уезжайте. Прежняя жизнь закончилась. Все. Если гражданскую войну не удушили в зародыше, то она затянется на многие годы, — сказал на прощание профессор. Один поляк все время тыкал пальцем в небо. Небо продырявилось и сдулось, как парашют, накрыло Пальмиру. А поляк испугался и сбежал. — Вы знаете, почему я здесь остаюсь, — уклонился от ответа главный смотритель Пальмиры. — Подумай о своих внуках, — порекомендовал профессор. — У них все хорошо, я не беспокоюсь, — заверил Халид. От волнения они обращались друг к другу то на «вы», то на «ты». — Спасибо тебе, Казимеж, — расчувствовался Халид. Старый поляк обнял не менее старого сирийца на прощание и, махнув рукой, пошел к машине. — Лекарство в шкафу, — предупредил из-за руля Али. — Я написал, сколько давать. Халид Асаад еще долго стоял в темноте, всматриваясь, как удаляются красные огни стоп-сигналов на машине его старинного приятеля Али ибн Сины. Хранитель решил не возвращаться в Тадмор, в свой большой и опустевший дом, а переселиться в гостиницу для археологов, в номер профессора Михайловского. 6 В городе перепутались улицы и дома. Люди приходили домой, а попадали в чужие квартиры. Многим нравилось, они оставались и начинали другую жизнь. В теплых тапочках и любви. И был это не хаос, а начало нового мира. Никто даже не задумывался, куда подевались старые хозяева этого жилья. Наверное, из этого и состоит жизнь? «Глядь, а часы твои носит коварная ложь…» Халид Асаад был далек от того, что происходит в городе. Он стряпал чечевичную похлебку, прославленную в Книге Бытия Ветхого Завета. Промыв чечевицу, слегка поджарил на масле нарезанный кольцами лук, сложил все в кастрюлю, посолил, добавил воды и варил на слабом огне полтора часа. — Еще. Как там? Шпинат… потом лимонный сок, — сам с собой разговаривал хранитель старины. — И будет мне счастье. Шаркающие шаги отвлекли старика от похлебки. За его спиной стоял Стип, держась за дверной косяк. — Ты уже встал? — спросил об очевидном Халид. — Мне уже лучше, — просипел молодой мужчина, — не могу больше лежать. — А что, тебе идет этот костыль, — пошутил Асаад. Хорват попытался сесть за стол, но задел больной ногой табурет и вскрикнул. — Ой, что ж ты так неаккуратно, Стиппи, — запричитал сириец и помог больному удержать равновесие, когда тот усаживался на стул. — Не называйте меня по-американски. Я обижусь, — предупредил хорват. Халид поставил перед археологом плоскую тарелку с лахмой — молочным мягким хлебом, популярным в Сирии. Его традиционно выпекали в круглой оловянной форме, а потом разрезали на треугольники. В глубокую тарелку Асаад налил свежеприготовленной чечевичной похлебки. — Тебе надо много есть, чтобы поправиться, — сказал он на старушечий манер. — Я не хочу кушать, — возразил Стип по-детски. — Ешь, говорю! — строго приказал главный смотритель и тут же смягчил тон: — Чай будешь? Я черный в термосе заварил, с имбирем, грейпфрутом, гвоздикой, с перцем горошком. Прямо супер! — Спасибо, что ухаживаете за мной, — поблагодарил смущенный хорват, улыбаясь далеко не старческому лексикону деда. — Я рад помочь! — ответил старик без всяких лицемерных экивоков наподобие «не за что» или «не стоит благодарности». — Простите меня за те плохие слова, что я говорил. Я не в себе был… Я уважаю старших… очень. — Твои извинения приняты, — ответил Халид. Старик налил в кружку чаю из термоса и вернулся к столу. — Нога болит? Стип отрицательно покачал головой, чтобы не говорить с полным ртом. — Где похоронили Свету? — спросил он, проглотив ложку чечевичной похлебки. — Ее тело осталось в тайнике девяти пророков. Ты же знаешь, что достать ее оттуда не представляется возможным. Во всяком случае, пока не кончится война. — Я все равно вернусь туда, — пробормотал хорват, потом посмотрел на старика и взвился: — Вот только не надо мне сейчас мораль читать! Я сказал, что старших уважаю, но это не ваше дело! Не ваше дело, почтенный Халид. — Правильно, — согласился Асаад. — Я, Халид, главный смотритель археологического комплекса Пальмиры. Он наполнил еще одну тарелку чечевичной похлебкой и пошел в комнату к украинцу, но, прежде чем открыть дверь ключом, обернулся к Стипу: — Я хочу кое о чем тебя попросить… — Да, пожалуйста! — насторожился хорват. — Должен тебе сказать: когда я даю человеку честное слово, то умру, но сдержу его, — сказал сириец. — Я тоже такой, — согласно кивнул Стип. — Значит, я могу больше не запирать его дверь? — повертел ключ от номера Асаад. — Вы, араб, спрашиваете у меня, хорвата, сдержу ли я слово? Без вариантов, обязательно сдержу! — с пафосом ответил Врлич. — Хорошо, — улыбнулся Халид и вставил ключ в замочную скважину. Пробубнил себе под нос: — Араб или хорват, какая разница? Глупость какая. Хоть китаец. Человеком нужно быть… — Почтенный Халид, — позвал смотрителя Стип, когда тот отпер дверь в комнату Лаврова, — а зачем вы ему помогаете? — А вот это уже не твое дело, сынок! — отрезал Асаад. Стип усмехнулся и вернулся к ароматной чечевичной похлебке, за тарелку которой Исав когда-то уступил свое право первородства Иакову. И началась их многолетняя вражда. 7 Стоит пойти дождю, как город начинает расползаться по швам. Из трещин сочится вязкая безнадега и прилипает к обуви. Она хуже никотина, ожирения и нищеты. Тащит в землю всех без разбору. Теперь уже выздоравливающий Стип Врлич помогал Халиду Асааду готовить коллекцию музея Пальмиры к эвакуации. Он был в состоянии упаковывать, каталогизировать, но ходить много не мог, только от гостиницы и до музея, а потом копил силы на обратную дорогу. — Без помощи мы тут зря время тратим, — заметил он как-то музейщику. — Я только два ящика наполнил, сил больше нет. Что вам майор сказал? |