Онлайн книга «Позывной «Крест»»
— Гора Каламун раздвинулась, образовав очень узкий проход, по которому Фекла выбралась к селению Маалюля. Святая так и осталась жить здесь неподалеку, в маленькой пещерке, вокруг которой со временем образовался монастырь ее имени, — так сказано в писаниях! — доказывала Светлана Виктору. — А ты мне тут про каких-то верблюдов рассказываешь! — Послушай, Свет, — засмеялся Лавров, в очередной раз поддразнивая девушку, — а ты веришь в то, что сказала? Гора раздвинулась… Как такое может быть? — Значит, тебе врать про Феклу можно, а мне нельзя? — снова вспылила Светлана и обернулась к Виктору. — Ч-ш-ш, — вдруг произнес Лавров и покраснел, глядя куда-то за спину Соломиной. — Молодые люди! У нас здесь не шумят. За Светой стояла пожилая женщина, вся в черном; ее голова была плотно обвязана таким же черным апостольником — платком с вырезом для лица, ниспадающим на плечи и покрывающим равномерно грудь и спину. Она грозно смотрела на шумную парочку. Лавров и Соломина не заметили, как в своих спорах подошли к самому монастырю Святой Равноапостольной Феклы. — Простите нас, матушка Пелагея, — обратился к ней Лавров, — но мы по делу Божьему, и люди совсем не лишние, не праздные. Просто молодые. Виктор смотрел то на игуменью, то на статую Божьей Матери, возвышающуюся над монастырем прямо на скале и прошитую автоматной очередью. — Лишних людей не бывает. Бывают длинные языки, — проворчала настоятельница монастыря. — Пойдемте, раз у вас ко мне дело… В светлице пахло елеем, было тепло. Виктор и Светлана расположились на деревянных стульях напротив Пелагеи. — Итак, инок Ермолай, вы утверждаете, что прибыли из далекого монастыря на Украине? — В Украине, — поправил настоятельницу Виктор-Ермолай. — И вам нужен протоирей Иеремей? — Именно так, — смиренно ответил Виктор, в его глазах можно было прочитать боль и раскаяние всех грешников с начала новой эры. Просить надо так, чтобы человеку, которого просят, стало неудобно перед просящим. Однако Пелагею не так просто было сбить с толку. — Где-то я вас видела, — заметила она, пристально глядя на Лаврова. — Ну, мало ли похожих людей? — Да, похожих, — будто осенило игуменью. — Вы похожи на одного журналиста… Пелагея не ошиблась. Она имела на диво хорошую память. Виктор был в монастыре в начале нулевых, писал «синхроны» для своего очередного документального фильма и задавал многим монахиням каверзные вопросы. «Каверзные вопросы для монахинь — это все равно что непристойные предложения. Особенно для молодых. Они сразу пугаются и отказываются общаться, — думал Лавров. — А память у матушки действительно хорошая. За эти годы сколько здесь народу перебывало?» — Вы журналист? — еще раз спросила Пелагея. — Был когда-то, но… неисповедимы пути Господни, — смиренно ответил Виктор-Ермолай. — А какое у вас дело к настоятелю Иеремею? Матушка Пелагея смотрела Виктору прямо в глаза. Ему впервые в жизни казалось, что он еще не успел подумать, как не проговориться, а она заранее знала его ответ и просто развлекалась с ним. «Терпеть, инок! Чего расползся, как квашня? — сам на себя злился Виктор. — Чего дрожишь, как салабон, бача?» Казалось, нервы Виктора настолько обнажились, что с него слетела вся шелуха жизненного опыта. Он словно пришел на первое занятие в школу разведки — маленький, смешной, но с зашкаливающими амбициями. Ох и глаза были у этой настоятельницы! — У нас к нему письмо от настоятеля Емельяна, — наконец нарушил молчание Виктор. И это было чистой правдой. Емельян не мог отправить инока Ермолая к своему брату во Христе без послания. «Ну давай же, раздупляйся, тетушка! — говорил внутри инока Ермолая Виктор Лавров. — Я тебя прошу, не прогони беса». В тяжелые минуты психологической борьбы Виктор, по обыкновению, успокаивал себя ироничными, не всегда приятными для обывательского уха словами. А сейчас, когда в нем самом боролись двое — инок Ермолай и мирянин Виктор Лавров, — постоянно выигрывал то один, то другой. «Накажет тебя Господь, грешник. Ох, накажет за мысли твои окаянные», — вздыхал инок Ермолай. «Да отвали, дедушка. Сам же не рад будешь, если спалят…» — отвечал самому себе бывший афганец Виктор Лавров. — Ну что ж, думаю, вам можно верить! — торжественно объявила Пелагея, хорошенько поразмыслив. Светлана и Виктор облегченно вздохнули. — Но где находится протоирей Иеремей сейчас, я не знаю, — добавила Пелагея. «Ну вот, приплыли! — подумал Виктор. — Что ж ты мне мозги тут пудришь, матушка, мать твою так!» И тут же прикусил язык, наказывая себя за такое кощунство. Все-таки время, проведенное в мужском монастыре, не прошло для него даром. — Сейчас нам принесут трапезу, а затем я проведу вас по территории нашего монастыря, — тоном, не терпящим возражений, объявила матушка. В Маалюле остались лишь мусульмане и сорок монахинь, присматривавших за воспитанницами своего приюта. Девочки-сироты учились в монастыре Святой Феклы грамоте, осваивали в местной мастерской искусство церковной вышивки, бисероплетения. Во время нападения боевиков «Аль-Каиды» маленькие дети так же, как две тысячи лет назад, прятались в пещере, где молилась и укрывалась, прося избавления от напасти, святая Фекла. Лавров шел вслед за Пелагеей, одновременно слушая ее и размышляя. «Что это — профессия или призвание? Нет! Это состояние души! Высшая степень человеколюбия: рискуя выгореть, теряя душевные силы, изо дня в день нести свой тяжкий крест до глубокой старости. Сколько еще таких людей? И не обязательно в храме. Они живут, умудряясь не приносить с работы чужую боль, и при этом остаются людьми. Учителя в школах для детей с ограниченными возможностями, врачи психиатрических клиник, медсестры хосписов, христианские монахини в мусульманских странах…» Миссионерский подвиг настоятельницы был отмечен золотым наперсным крестом от патриарха. Но она не возгордилась, а продолжила свое честное служение Богу и людям. — Вот, что и требовалось доказать! — прервала размышления Лаврова Светлана, которая все это время была рядом. — Что? — переспросил Виктор, отвлекаясь от мыслей о вечном. Соломина и Лавров уже поняли, что матушка Пелагея на русском не знает ни слова, поэтому девушка говорила, ничего не опасаясь. — Мужской монастырь опустел, а женский — нет. Мужики в кусты, а бабы остались! И так всегда! Вам бы только под юбку и в кусты… — Сестра-а-а, — с укором перебил ее Виктор, изображая святошу, — ты же в Божьем храме. Как можно о постыдном-то? Но поймав на себе острый взгляд настоятельницы, спутники утихомирились. |