
Онлайн книга «Истинная пара: третьим будешь?»
![]() — Живой, эй? Не открывая глаз, Валера только вяло отмахнулся и раскинул руки-ноги звездой, попеременно напрягая и расслабляя мышцы. Мама отряхнула пыль с плаща и деловито заметила: — Пусть отдыхает. А мы пока займёмся делом. — Да. Юляша, ну-ка, покажи нам, как и откуда тут появилась Аксинья, — велела тётя Фотя. — И мне бы отдохнуть, — вздохнула я, но послушно потопала к дому. А навстречу нам уже спешила Магдалена, за пару дней растерявшая весь свой лоск и королевское спокойствие: — Вы… ВЫ… Откуда вы все появились? Юлия Николаевна! Моё имя она словно выплюнула — такое презрение послышалось мне в голосе домоправительницы. Мама выразительно посмотрела на меня — что за птица эта дама? Я вспомнила о правилах хорошего поведения и кротко представила: — Магдалена Станиславовна, это моя мама Елена и моя тётя Фотинья. Они приехали… прилетели сюда, чтобы навести порядок с нашей… гхм родственницей. — Какой такой, простите, родственницей? — аж вспыхнула Магдалена. — Да вы тут… Вы такого наворочали… Вы… И она задохнулась от праведного гнева. Так-так, интересно, что же Аксинья натворила? — Мы поговорим обо всём этом позже! — твёрдо ответила я домоправительнице и словно отодвинула её жестом руки с дороги. Странно, но та послушалась, отошла, пропуская нас в дом. Тётка догнала меня и шепнула: — Ишь, наблатыкалась, Юльча! Слушается тебя прислуга. — Не прислуга она, — таким же тихим голосом ответила я. — Дальняя родственница, не обращённая. — О как! И тётя замолчала, что-то обдумывая. Мама озабоченно заметила: — Говорила Верховная, что сильна эта Аксинья, как никто. Что делать-то будем? — Подожди ты, Ленка, не ной заранее! Сейчас осмотримся, может, учуем что. Я распахнула дверь в спальню и кивнула: — Вот. Зеркало. — Мда-а-а… Тётя Фотя подошла к зеркалу, протянула ладони, словно пытаясь уловить следы магии. Мама огляделась, покрутившись вокруг себя, и произнесла: — Вербена… Чуешь, Фотинья? Вербеной пахнет. — Чую. И рутой. Неужто порошок пользует? — Похоже на то. — Порошок она использовала, — вмешалась я. — Посыпалась им и становилась невидимой! — От оторва! — неожиданно засмеялась тётя. — Знала я, что с этой Аксиньей будет хлопот. Порошок руты и вербены слишком силён в сочетании с именным «шамшамом». Ну, девушки, чего решать будем? — А чего тут решать, — мама одёрнула свитерок на джинсах и пожала плечами: — Надо найти что-то сильнее. Неужели мы за несколько столетий не нашли более действенных заклинаний? Тётя присела на кровать, разгладив покрывало. Помолчала, жуя губами. Потом сказала нерешительно: — Ну, есть ещё сила трёх ведьм. Она всяко перебьёт руту с вербеной. — Да как же её использовать-то? Ты же одна… Мама замолчала и шлёпнула себя ладонью по лбу: — Всё время забываю, что сила вернулась! Да, нас теперь трое… Давай попробуем, что ли? Тётка встала, протянула руки мне и маме: — Ну, давайте, девушки. Я говорить буду, Юлиана мне шепнула по секрету слова, хоть и не верила в то, что пригодится. А вы повторяйте. Я подала руки тёте с мамой, и вмиг по телу пробежала дрожь. Словно наша сила сразу объединилась, словно мы стали единым целым, и связь между нами достигла апогея. Я уловила мамин страх, тёткину тревогу, а они, видно, мою надежду на хороший исход. Поделив все эти эмоции на троих, мы внезапно успокоились все. Тётя Фотя набрала полную грудь воздуха и начала: — Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье, что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время! — Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье… что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время! — повторили мы с мамой синхронно, хотя и запнулись немного. — Силой трёх ведьм… — завела тётя снова, и мы уже увереннее зачастили слова заклинания. Но ничего не происходило. Точнее, я чувствовала натянутую нить, уходящую куда-то вдаль, вероятно, на Чёртово городище, где сейчас была Аксинья, однако нить сопротивлялась и не желала тянуться. Видно, тётя Фотя тоже ощутила это, потому что вздохнула с досадой: — Эх, нам бы порошка руты с вербеной… Так пока соберёшь, пока насушишь… Да, порошок был бы кстати. Вот только Аксинья его с собой в мешочке носила, нигде не оставляла, если не сыпала при колдовстве… Ох ты ж Великий Шабаш! — Сейчас, погодите! — я разорвала круг из рук и бросилась вон из комнаты. Кубарем скатилась по лестнице и побежала на шум пылесоса. Сыпала, ещё как сыпала! Прямо обсыпалась с ног до головы! Хоть щепотка да осталась на мебели и на ковре. При условии, конечно, что в спальне не убирались… — Нина! Я схватила старшую горничную, которая энергично елозила щёткой пылесоса по большому ковру в гостиной, за локоть, и бедная женщина аж завизжала от неожиданности. Я надеялась, что от неожиданности, а не от чего-то другого… — Нина, вы убирали мою спальню в эти несколько дней? — Н-н-нет, — едва выговорила та, перекрикивая шум пылесоса, который забыла выключить. — А у вас есть маленький крошкосборник? — Эт чего такое? — Ну пылесосик, чтобы крошки со стола убирать! — Есть вроде как… На кухне. А вам зачем? «Не твоего ума дела!» — вякнула тёмная сторона, но я не стала слушать её и просто бросилась со всех ног на кухню. Крошкосборник работал на славу, хотя тётя с мамой смотрели на меня непонимающими взглядами. Я быстро обработала ковёр в том месте, где стояла Аксинья, когда ко мне постучалась Магдалена. Потом что-то толкнуло словно изнутри — покрывало на кровати тоже надо пропылесосить. И точно, немного порошка, но на две щепотки хватит. Выключив аппарат, я высыпала на ладонь горстку порошка, перемешанного с пылью. Пересыпала, сдувая серые крупинки, и торжественно протянула тётке: — Вот! Рута и вербена! — Хитра, Юльча! — хором восхитились мама с тётей, взяли по щепотке порошка и снова протянули мне руки. — Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье, что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время! В перламутровом блеске порошка неясно мелькнул силуэт женщины, скрылся, снова проступил, и мы с утроенной силой повторяли и повторяли слова заклинания, пока перед нами не предстала Аксинья собственной персоной — злая, растрёпанная и в моём синем платье. В моём платье! — Вы! Ты, мелкая тупенькая ведьмочка! Мои потомки, стыд и срам! — протянула она низким страшным голосом, растянув губы в улыбке больше похожей на оскал. Серые пятна на её лице плясали, меняя форму и оттенки. Мне стало не по себе, но руки матери и тётки сильнее сжали мои ладони, призывая не разрывать круг. |