Опаснее всего вещи на грани.
— Что ты видишь? — спросила Таша.
— Реку. — Джеми недоумённо посмотрел на неё. — А ты?
— В прошлый раз это был мелкий ручеёк. — Таша будто не расслышала вопроса. — С мостом коромыслом.
— А… — Джеми мотнул головой, — наверное, ручей тоже отражает твою душу. И её состояние.
Таша не ответила.
Она стояла на краю бездны, где плескалась меж краёв сизая мгла. Мост, тянувшийся над широкой полосой жадной черноты, был верёвочным, ненадёжным, с хлипкими деревянными досками, местами треснувшими, местами сломанными… но порой Таше казалось, что она видит ручей, тускло посверкивающий в зарождающемся свете. Что холодный ветер сменяет тёплый и мягкий, что жёсткая колкость чертополоха уступает солнышкам цветущих одуванчиков, а на краю зрения мелькает резной парапет каменного коромысла.
Всё зависело лишь от того, как посмотреть. От того, какая Таша смотрела.
Та, что хотела умереть — или та, что хотела жить и быть счастливой.
— Идём дальше? — осторожно спросил Джеми.
— Нет. — Таша неотрывно смотрела вперёд, куда-то далеко, и в глазах её сияла спокойная уверенность. — Мы должны встретиться здесь.
— А он как об этом узнает?
Вместо ответа Таша прикрыла глаза.
И, сжав зеркальце в кулаке, негромко позвала:
— Палач…
Какое-то время она слушала, как шуршит чертополох.
— Палач.
Какое-то время она слушала, как гудит ветер, гуляя между двумя кромками каменистого обрыва.
— Лиар!
Какое-то время она слушала, как тяжело и напряжённо дышит Джеми, ждавший в паре шагов.
«Значит, ты наконец готова к разговору».
Голос Палача, раздавшийся в её голове, прозвучал удовлетворённо, — и Таша сглотнула, смачивая пересохшее горло.
— Да, — медленно проговорила она. — Я хочу поговорить.
«Весь к твоим услугам».
— Я не буду разговаривать с призраком. Я хочу видеть твоё лицо. Хочу смотреть в твои глаза.
Он не ответил, и вновь воцарилась тишина.
Ту пару мгновений, что ничего не происходило, Таша думала, что этого следовало ожидать. Что, естественно, он не мог купиться так легко.
А потом она узнала чувство, что уже испытала однажды — будто кто-то тянет нитку, привязанную к руке, — и, повернув голову, увидела, как к ней движется мрак.
Мрак был бесформенным, бесплотным, жутким. Сгусток черноты без очертаний, заставлявший свет на своём пути исчезать. Но чем ближе он становился, тем отчётливее Таша различала в нём нечто, напоминающее длинный плащ с капюшоном.
Таша смотрела, как приближается чёрная тень, облекавшаяся материальностью на её глазах.
Когда между ними остался только шаг, Палач остановился: насмешливо вскинув безоружные руки, светлыми глазами вглядываясь в её лицо.
— Что ж, — произнёс он, — смотри.
Таша услышала, как судорожно выдохнул Джеми за её спиной.
— Джеми, отойди. Не вмешивайся.
— Но…
— Ты поклялся мне!
С глухим вздохом мальчишка отступил назад, и Таша почти ощутила, как её окатывают волны гнева от постигшей его участи безмолвного зрителя.
Нет, Джеми.
Сейчас и здесь — есть только я и он.
— Не думал, что ты решишься на свидание так скоро, — сказал Лиар, опуская руки. — И где же оружие, которым ты собираешься мне мстить, девочка моя?
Таша улыбнулась мягкой, рассеянной улыбкой.
— Плохо же ты меня знаешь, — повторила она слова, вновь всплывшие из омута памяти. — Мстить тебе я не хочу.
Его лицо осталось бесстрастным.
— Зачем же тогда позвала?
— Поговорить.
— Идеальное место для переговоров? Моя магия здесь обернётся против меня, это верно. — Он благосклонно улыбнулся. — И о чём же ты хотела поговорить?
— Я хочу положить конец всему этому. Отдай мне Лив и отпусти меня.
Он рассмеялся.
— Ты думаешь, я так легко пойду на это?
— Арону ты отомстил. Что ещё ты хочешь?
— Сложный вопрос. Всего я тебе рассказать не могу, а частности… — он задумчиво вскинул голову. — Положим, было бы неплохо, если б ты перестала мне противиться. Думаю, тогда я пошёл бы на уступки. В моих силах дать тебе всё, что ты хочешь… подумай об этом.
Её ресницы дрогнули.
— Всё, что я хочу?..
— Хотя с тобой куда интереснее, чем с другими. — Кажется, происходящее его забавляло. — Они слишком легко сдавались. Порой и бороться не начинали, и тогда вся игра шла прахом.
— Другие? Так это были не первые ваши игры?
— Не первые, но последние. Остальные были довольно давно, да и правила везде различались. Игр было достаточно, чтобы научить моего братишку не принимать вызовов и поднадоесть мне. Но прошло какое-то время… уроки забываются, новизна ощущений возвращается…
— Значит, тебе нужна я?
— В общем, да.
— Зачем? Почему именно я?
Он пожал плечами; Таше почудилась некоторая уклончивость в этом движении, но голос его прозвучал бесстрастно.
— Принцесса — достойная игрушка.
Ветер Равнины леденил лицо.
Кеары, заговорщики, некроманты, подумала Таша. И всем нужна обычная маленькая девочка с двумя большими тайнами.
Да только тайн уже гораздо больше. И девочка — больше не маленькая.
И мне все они совсем не нужны.
— Я не собираюсь больше играть по твоим правилам. Хочешь ты того или нет, — устало произнесла она. — Ни по твоим, ни по чьим-либо ещё.
— Вот как? — он слегка улыбнулся. — Таша, я был великодушен. Но могу быть и жесток.
— Великодушен?
— Боюсь, ты даже представить себе не можешь, на что я способен.
— Верю.
— Во мне очень много… скрытых глубин. И лучше бы тому, что там таится, никогда не показываться на поверхность.
— Разумеется.
— И ты не столкнулась с этим лишь потому, что я был великодушен. Я сдерживал свои… дурные наклонности. Но я могу вспомнить о них в любой момент.
Таша склонила голову.
Она не могла видеть, но знала: Равнина распростёрла вокруг него преисподнюю. Преисподнюю его собственной души. И она куда страшнее, чем бездна, которая открылась Таше вместо ручья.
…«тьму не изгонишь тьмой»…
В лабиринте зла не бывает выхода. Чем отчаяннее ты будешь пытаться выбраться, чем больше будешь метаться во тьме, тем дальше будешь отдаляться от выхода, тем больше будешь тонуть во лжи, тишине и одиночестве. Потому что предпочтение одного тёмного пути другому тёмному пути — не выбор. Выбраться из мрака через мрак нельзя: нужно идти не вперёд и не назад, а тянуться вверх. Туда, где над пеленой тьмы тебя ждёт свет. Но тот, кто стоял перед ней, слишком долго бродил по лабиринту собственной души. Бродил… и бродит до сих пор.
