Удостоверившись, что одежда надёжно спрятана, белая кошка вспрыгнула на подоконник и качнула хвостом, размышляя. После перекидки всегда сосало в желудке — из-за больших затрат энергии, мама объясняла; и, поколебавшись, она всё же прыгнула на соседний карниз, чтобы, юркнув в щель приоткрытого окна, скакнуть на стол. В пустую кухню, туда, где дожидались папу ломтики копчёной говядины.
Конечно, они для папы — но, наверное, он не обессудит, если она возьмёт один маленький…
Дыхание она расслышала слишком поздно. Лишь за миг до того, как услышала шаги.
И этого мига явно было недостаточно.
Наверное, Альмон задумался о чём-то. Потому и застыл у кухонного порога: неподвижно, неслышно. Но теперь — шагнул внутрь.
И на кошку, оцепеневшую с мясом в пасти, он среагировал куда быстрее, чем Таша могла ожидать.
Она почти добралась до подоконника — ей не хватило того самого мига, — когда её схватили за хвост.
— Моё мясо воруешь, демоново отродье? Моё мясо?! Я тебе покажу, как воровать, тварь, покажу, как по чужим кухням лазить!
Невзирая на жалобный мяв, её перехватили за шкирку и поволокли на улицу. Ай, больно-то как… куда её несут? Дурацкая, дурацкая ситуация… и перекинуться она не может, никто ведь не должен знать, даже папа…
Знакомые запахи вызвали всплеск воспоминаний. Старое дерево, ржавое железо, разложившаяся в сарае солома… изба ведьмы-отшельницы. Она стояла на околице Прадмунта, недалеко от их дома, давно опустевшая, но ещё крепкая; когда-то, наверное, опрятный чистенький домик с каменным колодцем.
…колодцем?
Нет, неужели…
Она дико брыкнулась, пытаясь оцарапать руку отца, но круглая крышка уже сдвинулась в сторону.
Пальцы на её загривке разжались.
Она не может лететь так долго, до воды всего-то аршинов семь — но почему полёт затягивается в вечность, и эхо зеркалит кошачий крик, и темнота вокруг смыкается, и…
Её окутал холод: казалось, она рухнула в жидкий лёд.
Таша среагировала почти неосознанно.
…раз, два…
Тьма была повсюду. Тьма — и дикий холод воды, ещё не успевшей нагреться после зимы. Таша вынырнула на поверхность, жадно вдохнула, привыкая к окружающему мраку. Высоко над головой тоненьким кольцом сиял слабый свет: серое солнце, просачивавшееся в щель меж стенками и крышкой колодца. Узкая шахта была куда глубже, чем казалась, а дно — куда дальше.
Таша рванулась к стене, пытаясь ухватиться за неё, но камень был склизким и гладким. Слишком склизким, слишком гладким. Если б только у неё уже пробудилась крылатая личина… но что бы птица сделала с тяжёлой крышкой?
Губы уже разомкнулись, чтобы крикнуть, позвать — но крик замер на дрожащих губах.
Если кто-то услышит…
…если её найдут в колодце без одежды, если приведут домой, к папе…
Никто не должен знать. Никто. Мама ведь говорила: даже папа не должен знать, кто они на самом деле. Даже Лив.
С тихим плеском Таша барахталась в ледяной воде, широко открытыми глазами вглядываясь в недосягаемый свет.
И думала, что, пожалуй, зря она решила сегодня прогуляться…
***
— Вставай!
— Ещё пять минут…
— Ты уже третий раз так говоришь!
— У меня голова болит…
— А у меня нога, и что дальше?
— Изверг…
Таша сонно зарывалась лицом в подушки, но Джеми продолжал негодующе зудеть у неё над ухом.
— Святой отец сказал, пора трогаться дальше!
— Не спеши дальше, ты давно уже тронулся…
— Чего?! — Джеми решительно сдёрнул одеяло на пол. — Всё, вставай!
— Не могу, — Таша, ёжась, обхватила себя руками, — мне правда холодно, и руки-ноги болят…
— Болят?
— Как при лихорадке…
— Почему?
— Действительно, почему… мы же никакого виспа и в глаза не видели…
Джеми озадаченно щёлкнул пальцами.
Фонарик на тумбочке разогнал полумрак сияньем разноцветных стёклышек, заставив Ташу зажмуриться.
— Убери, глаза режет!
Джеми к просьбе не прислушался. Вместо этого схватил её за плечи, чтобы решительно повернуть к себе; и Таша неохотно, щёлочками приоткрыла сердитые глаза.
И чего он так уставился?..
— Святой отец! — заорал побледневший мальчишка.
Шёлковая тень на миг закрыла свет, прокрадывавшийся сквозь дверной проём.
Арон шагнул ближе. Застыл, вглядываясь в её лицо.
— Доброе утро, если кто забыл, — проворчала Таша. — Да что с вами такое?
— Ничего особенного. — Дэй прикосновеньем притушил фонарик; голос его был спокойным. Укутав Ташу в возвращённое одеяло, коснулся прохладной ладонью её лба. — Жар… что это может быть, Джеми?
Тот шумно сглотнул. Зачем-то покрутил левой ступней.
Пощупал собственный лоб.
— Свидетельство того, что виспа можно отнести к классу рейтов, — пробормотал он наконец. — Это нежить, не прошедшая через естественную смерть, и их кровь…
— Ясно. — Голос дэя резанул кромкой льда. — Что нужно для лекарства?
— Эм… вообще-то я… я его проходил, но никогда не…
— Джеми. Что. Вам. Нужно?
Взгляд серых глаз резанул уже не льдом, а сталью.
— Я… поищу… в сундуке были какие-то порошки, — беспомощно пробормотал мальчишка.
— Вот и славно, — мягко улыбнулся Арон. — А я займусь тем ларцом, что в буфете, и травами. И чай сделаю. Хорошо, Таша?
Она недоумённо кивнула:
— Но что со мной…
— Ничего особенного. Лихорадка, однако с ней лучше не шутить. Должно быть, последствия ранения. Джеми?
— Да, святой отец?
— Больного человека лучше не тревожить пустыми разговорами. Вы меня поняли?
Дэй говорил так тихо и так спокойно, что Таша вжалась в подушку.
— Ага, — мальчишка опустил глаза. — Понял.
— Очень хорошо.
Сдержанно кивнув, Арон вышел из комнаты; а Таша смотрела, как Джеми за медные ручки вытягивает из-под кровати сундук.
— Джеми, — слабо произнесла она, — что всё-таки…
— Спи давай, — буркнул тот.
Таша устало свернулась калачиком, слушая, как он перебирает бумажные пакетики с аккуратно подклеенными ярлычками. Сил выпытывать что-либо не было.
Вскоре вернулся Арон, вручив ей чашку с ароматной дымкой, скользившей над светлой поверхностью травяного чая.
